Она вдруг распахивает глаза, фокусирует на мне весьма осмысленный взгляд, счастливо улыбается и снова засыпает. Да уж, влип.

– Так какое условие?

– Правда интересно?

Я прикрываю дверь, замок тихо щёлкает, и можно на время забыть о Свете.

Ксения порывается быстрее сесть в машину, но я ловлю её за руку и прислоняю спиной к прохладному корпусу.

– Перестань делать вид, что я тебе не нравлюсь, – шепчу в сгиб шеи и упиваюсь сладковатым ароматом, от которого моя крыша улетает далеко и надолго без надежды на возвращение.

– Я ничего такого не делаю, – спорит, и голос кажется твёрдым, но на излёте фразы, когда касаюсь губами нежной кожи, вздрагивает. – Может быть, ты мне действительно не нравишься?

Не девушка, а самый настоящий провокатор.

– Врёшь ведь. – Я снова, очень невинно, почти девственно, целую пахнущую летними фруктами шею, а Ксения упирается руками в мою грудь, пытаясь протестовать.

– Мне нужно ехать… ох, нужно же. Свете нужно выспаться.

Кажется, я ненавижу её сестру.

– Ты и так сделала для неё больше, чем она заслужила своим поведением.

– Ты не понимаешь, – всё ещё пытается сопротивляться, но сто́ит моим пальцам прикоснуться к её скуле, пробежать по обжигающей нервные окончания коже, она замолкает.

– Я понимаю, что она твоя сестра. Но… ай, ладно. Поехали, снежная королева, иначе хуже будет. Просто украду и дело с концом.

И отхожу на один-единственный шаг, даю свободу, а Ксения пользуется шансом, буквально впрыгивая в салон. Я ж говорю, трусиха.

Когда влезаю на своё место и завожу мотор, Ксения называет свой адрес, и до самого дома едем в полной тишине. Лишь Света тихо посасывает, развалившись на заднем сидении. И да, кажется, я слышал неразборчивое “Рома”.

Твою ж ты мать.

Ксения.

– Ещё не проснулась? – спрашивает Рома, останавливая машину у моего подъезда. Он бросает странный взгляд на Светку, и мне кажется, что в глазах его кроется нечто большее, чем он готов сказать. Не знаю, откуда взялось это ощущение, но оно упорно зудит внутри. Ощущение, будто бы от меня что-то скрывают. Только вот что?

Наверное, я слишком устала от всего, что произошло в последнее время, вот и мерещится всякая чушь.

Во всех окнах нашей квартиры горит свет, и у меня лишь одно желание: скорее оказаться дома. Хочу, чтобы эта безумная ночь наконец-то закончилась.

– Нет, спит. – И, подумав немного, добавляю: – Поможешь мне?

Но Рому, кажется, не нужно просить дважды: он выбирается из машины и через пару мгновений сестра снова на его руках. Господи, я, наверное, вовек не отблагодарю его за сегодняшний вечер и всё то, что он сделал для меня. Даже не представляю, каким образом справилась бы, не окажись он рядом.

Помогаю поставить машину на сигнализацию и почти бегом припускаю к входной двери, чтобы скорее распахнуть её для Литвинова. Он благодарит меня скупой улыбкой, а мне становится жутко неловко, что он оказался в такой дурацкой ситуации из-за меня.

Когда мы только-только отъезжали от развесёлого дома, я отправила маме сообщение. Знала, нужно сообщить, что со Светой всё в порядке. А ещё предупредила, что со мной мой начальник. Неважно, что Рома усиленно пытается стать кем-то большим, чем просто руководитель – это мою родню мало касается. Я давно уже взрослая девочка, чтобы по каждому чиху бежать к маме с отчётом. Но не предупредить, что наша дружная компания будет состоять не только из пьяной сестры, но и незнакомого мужчины, должна была.

– У нас нет лифта, – говорю потеряно, а Рома удобнее подхватывает сестру, направляясь вверх по лестнице.

Наверное, эта ночь будет жить в нашей памяти вечно – уверена, Рома точно не на такое завершение вечера рассчитывал, когда обдумывал детали ужина.

Не успеваем дойти до нужного этажа – третьего по счёту, – а мама уже распахивает дверь, торопя нас охами и ахами.

– Ой, Светочка, солнце, – хлопочет вокруг Литвинова мама, а лоб того уже испариной покрылся от подъема по лестнице с ношей на руках. – Спасибо вам, спасибо огромное!

Света тем временем начинает просыпаться, и Рома усаживает её на банкетку у входа. Мама присаживается на корточки рядом с любимой дочерью, хлопает её по щекам, но та лишь что-то ворчит, а голова мотается из стороны в сторону. Ей наверняка очень плохо, но сама виновата – сегодня я точно не на её стороне. Должна была понимать, что творит, когда отключала телефон, вливала себя алкоголь и не думала о родителях. Всему есть свои пределы, и отдыху в том числе.

– Гоподи, опоили. Точно, опоили, – причитает мама, поглаживая Свету по руке. – Сама она не могла.

Я едва удерживаю себя от того, чтобы не напомнить снова маме, что её младшая дочь давно не ребёнок, но понимаю, что сейчас это будет лишним. Потом, всё потом. Главное, Светка дома, а с остальным после разберёмся. Ещё будет время для воспитательных бесед.

– Я поехал, уже поздно, – говорит Рома, а взгляд его впивается в меня острыми иголками, будто бы нет никого больше в нашей просторной прихожей. – Проводишь?

– Конечно, – киваю, а мама спохватывается и ловко поднимается на ноги.

– Подождите, Роман Александрович, может быть, чаю? У меня как раз заварился чудесный, на травах, – тараторит, виновато улыбаясь. – После угощений будете спать, как младенец. И пирожки с нервов испекла, нужно же было чем-то заняться. Пойдёмте на кухню? Я просто обязана вас отблагодарить хоть как-то. Вы точно никогда таких вкусных пирожков не ели!

Рома улыбается маме, а она рукой приглашает его пройти на кухню, но он отрицательно качает головой.

– Простите, но нет. Завтра много дел, потому я поеду.

– Ладно, – теряется мама, но потом, будто бы что-то придумав, добавляет: – Но обещайте, что как-нибудь зайдете к нам на ужин. Вы очень помогли, очень.

– Это мелочь, не благодарите, – отмахивается Рома и, переведя на меня взгляд, дёргает подбородком в сторону выхода.

– Мама, я сейчас вернусь. Ты сама справишься?

– Папа поможет. Он принял сердечные капли, но сейчас ему легче. Иди, дорогая.

Я так устала этим вечером, мне настолько стыдно и ещё очень хочется спать. Сколько я уже на ногах? Вторые сутки, точно.

Прикрываю за собой дверь и опираюсь об неё спиной, готовая вниз сползти в любой момент. Рома же подходит ближе, и за его широкими плечами мне ничего не увидеть, но я смотрю в чёрные глаза. Они кажутся ещё темнее в тусклом освещении сиротливой лампочки, висящей под потолком.

– Устала? – тихо спрашивает, а пальцы так и норовят коснуться моих волос. И вообще, Рома настолько близко, что я задыхаюсь, забывая дышать. Мне нужен кислород, чтобы жить, но я готова пожертвовать им, чтобы видеть огонь в больших глазах. – Я бы дал тебе завтра выходной, но прости, слишком много дел.