Рина затосковала. Она давно заметила странную вещь. Если десять раз подряд непреклонным голосом сказать «нравственность», «этика», «порядочность», «добродетель», то эти слова начнут вызывать вздрагивание и устойчивое отторжение. Кухонная же Надя говорила их гораздо чаще. Наверное, если бы она не попала в ШНыр, то обязательно стала бы педагогом.

* * *

Макар проснулся за тридцать секунд до того, как зазвонил будильник. Одеваться не пришлось. Вчера он лег одетым, чтобы утром не тратить времени. Не включая воду, провел щеткой по зубам и, сглатывая пасту, вышел из комнаты. Лампы не горели. В темноте он проскочил лестницу и оказался у комнаты девчонок. За дверью гудели голоса. Хотя было почти утро, девчонки еще не ложились.

Фреда ходила по комнате, бесконечно все переставляя. Она была одержима стремлением к рациональному устройству быта. Даже три предмета могла перекладывать до бесконечности. И с ней вечно приключались истории. Например, она потеряла крышку от телефона и купила новую. Потом нашла старую и немедленно сломала об колено, чтобы не иметь две крышки. А сломав, поняла, что это на самом деле была не старая крышка, а новая, тоже отскочившая. Тогда Фреда психанула и разбила весь телефон.

Макару слышно было, как Фреда орет:

– Лена, ты офигела? Нельзя кабачковую икру в ведро не выбрасывать? Все стенки заляпаны!

– Золотко! А кто вчера бошку в раковине мыл? Пена высохла, волосы прилипли!

Лена спорила всегда неохотно, с ленцой, но аргументы подбирала убийственные. Озадаченная Фреда поневоле сбавила обороты:

– Зачем из-за мелочи кипеж поднимать? Взял тряпочку, да и вытер!

– Вот и вытри икру, как я за тобой волосы смывала.

Макар сбежал по ступенькам и плечом толкнул забухшую дверь черного хода. Воплями и криками его было не напугать. Он их даже не замечал. У них дома, если хотели добиться чего-то, – кричали, и тот, на кого кричали, вопил в ответ. Так было всегда.

– Сходи за хлебом! – кричала мать.

– Сама! Что я, слуга?

– Хлеба нет в доме, понимаешь? Батон ты можешь купить, сволочь? Зачем я тебя родила? Сдохнуть от голода хочешь?

– Не-е-ет! – вопил Макар, точно его пилили тупой пилой.

Теперь заводилась мать. С сухой пеной в углах рта подскакивала к сыну, сгребала его за ворот.

– Я (громко) кому (тише) сказала (совсем шепотом)?

Маленький Макарушка одевался и спокойно шел за хлебом. Нужная норма децибел была выработана. Дальше можно было и уступить.

Снег валил так густо, что Макар обнаружил пегасню, только врезавшись локтем в ворота. Ботинки были полны снега. Неба не существовало. ШНыра тоже не существовало – одна молочная шевелящаяся масса, из которой выплывали порой предметы и деревья. Макар толкнул ворота и, отряхивая ноги, остановился на пороге. В полутьме фыркали лошади. Вытягивая морду в надежде на угощение, к Макару подошел ослик Фантом. Макар заметил его слишком поздно, когда ослик уже ткнулся носом ему в живот. Отталкивая ослика, Макар запутался пальцами в его гриве и сразу же ему захотелось схватить ручку или карандаш.

Никитос лежал, укрывшись за трупом главаря, и думал о чем-то теплом и домашнем, что заставляло его улыбаться. С крыш вяло постреливали. В соседнем секторе через равные интервалы бил миномет.

– Мрачный, а ты с девушками встречался когда-нибудь?

– Угу.

– А правда, что они добрые? Что некоторые носят длинные волосы?

– Угу! Носят… – ствол Мрачного дернулся. Покатилась гильза.

С крыши, хрипло вскрикнув, скатился раненный в ногу снайпер. Никитос зажал в зубах нож, в левую руку взял гранату и, думая о доброй девушке с длинными волосами, пополз к нему.

Макар торопливо наклонился, притворяясь, что ищет камень. Крылатый ослик понял намек и, захлестывая хвостом, бросился наутек. Макар присел на перевернутое ведро. Ему уже ясно было, что в пегасню он приперся раньше Родиона. Разумеется, этот хмырь еще спит. Ча он, полудурок, вылезать из-под одеяла в четыре утра?

– По ходу, надо будить этого олуха! – вслух сказал Макар.

Он начал привставать, но тут кто-то сгреб его сзади, потянул на себя и, заткнув рот ладонью, большим пальцем медленно провел по шее, показывая, что отрезает голову. Насмерть перепуганный Макар захрипел, пытаясь укусить ладонь. Рванулся и мешком сел на пол. Его отпустили. За спиной у Макара стоял Родион.

– Откуда ты взялся?

– От верблюда… Руку давай! – хмуро приказал Родион.

– Зачем?

– Расслабься, дурилка! Руку, а не сердце! Задание получать!

Нерпь Макара звякнула, соприкасаясь с нерпью проводника. В воздухе заплясали дымные буквы.

– Молодой человек, 18 лет. Не выходит из комнаты. Боится солнечного света, людей, громких голосов, ветра… Болезненно переживает мелкие неудачи. Если не может застегнуть пуговицу, три дня лежит лицом к стене и ничего не ест. Короче, дальше можно не читать… нужна закладка. – Родион небрежно рассеял буквы ручкой саперки. – Задачу уяснил?

– Типа того. – Макар был озадачен. Говорят, первую закладку всегда хочется оставить себе. А тут на что зариться? Что общего между ним, Макаром, и этим вздрагивающим от всякой ерунды типом?

– Теперь инструктаж! – сказал Родион. – Короткий, без болтовни. Ты умный, поймешь все с первого раза. Откроешь в болоте глаза, будешь слушать от эльбов всякую чушь – засядешь там навек. Но это твои проблемы, по мне лишь бы Афродита не пострадала. Если одуреешь и полезешь ко мне с саперкой или шнеппером – вырублю. Полезешь к моему коню – прикончу на месте. Я понятно выражаюсь?

– А ча? Понятно! – радостно сказал Макар.

Родион впервые посмотрел на него с интересом. Они оседлали Митридата и Афродиту и вывели их из пегасни. Ничего не изменилось. Ни земли. Ни неба. Один снег.

– Шнепперы можно не брать. Даром протаскаем. Какой дурила сейчас в небо попрется? – проворчал Родион.

– Мы же поперлись, – сказал Макар.

– Не позволяй Афродите вылезать вперед. Держись на таком расстоянии, чтобы видно было мою голову.

– А голову зачем?

– Чтоб она за тебя думала! В нырке то же самое – вперед не вырываться. Афродита – послушная кобыла, она от Митридата не отстанет.

Круг шагом, два круга легкой рысью и только затем галоп. Митридат, отлично знавший, что последует за этим, раскинул отяжелевшие от снега крылья и взлетел. Макар не вовремя привстал на стременах и помешал Афродите, которая из-за него не набрала нужной скорости. Пришлось останавливать кобылу перед забором, отъезжать и вновь разгонять ее. Родион сердито кружил над полем, дожидаясь своего спутника.

Раньше Макар летал только в хорошую погоду и в паре с Меркурием Сергеичем, который не выпускал его из защитного периметра ШНыра. А тут и метель, и отяжелевшие крылья Афродиты. Тряска галопа внезапно прекратилась, под копытами лошади мелькнул забор, и Макар понял, что он уже в воздухе. Лететь было проще, чем держаться в седле во время галопа, и он чуть расслабил колени.