Махнув рукой, Родион стал постепенно набирать высоту. Митридату мешал порывистый ветер, бивший из-под крыла и заваливающий жеребца на бок. Снег сек Макару лицо, налипал на ресницы. Он едва видел круп пега и спину Родиона и совсем не видел его головы. Чем выше они поднимались, тем непрогляднее становилось небо. Вскоре Макару казалось, что он и вдохнуть не может, чтобы не зачерпнуть легкими нескольких снежинок. Митридат и Родион исчезли – Макар вообще больше ничего не видел, кроме ушей своей кобылы. Он заметался, стал натягивать повод, но Афродита вела себя уверенно, и он ослабил поводья, доверившись лошади.

Вскоре Макар настолько окоченел, что ощущал себя косо посаженным на лошадь снеговиком, а не человеком. Натягивал на нос обледеневший шарф и шевелил пальцами на ногах, чтобы не забыть, что у него есть ноги. А еще через пару минут ощущение ног вообще исчезло. Он знал, что шевелит пальцами, но не знал, шевелятся они или нет. И в этот момент, возникнув непонятно откуда и точно соткавшись из метели, перед носом у Афродиты пронеслась серая тень. Испуганная лошадь шарахнулась, загребая правым крылом. Макар вертел головой, не зная, заметили его или нет. Он обрадовался было, что пронесло, но, будто чтобы поглумиться над его радостью, серая тень вернулась, штопая небо короткими рывками, как летучая мышь. Белая гиела-альбинос – а это была именно гиела и именно альбинос! – почти сливалась со снегом. Макар растерялся, не зная, что ему делать. Звать Родиона? А вдруг Родион уже убит?

Неизвестный берсерк забавлялся его страхом, играя с Макаром, как кошка с мышью. Макар едва успевал отслеживать глазами его перемещения. То он внизу под лошадиным брюхом, то уже пикирует сверху, заставляя Макара пригибаться к шее лошади. Все это длилось, самое большее, минуту. Макар ощущал полную свою беспомощность, смешную неловкость и огромное преимущество легкой верткой гиелы над медленно набиравшим высоту пегом. Он не успевал вообще ничего: ни вытащить шнеппер из закинутой за спину сумки, ни уйти в сторону.

Неуловимым движением ведьмарь развернул гиелу и летел теперь перед Афродитой, опережая ее метра на четыре. Макар, наконец, увидел его лицо – дерзкое и очень юное. Если и старше Макара, то на несколько лет. Комбинезон легкий, тонкий, усиленный на груди и спине стальными щитками. Еще бы – в тулупе так не поджигитуешь. В этот миг берсерк откинулся назад, лег на спину стремительно несущейся гиелы, и Макар увидел, что в лоб ему нацелен арбалет. Маленький, хищный, сердитый, как оса.

Эта была верная смерть, и она поселилась в указательном пальце молодого ведьмаря. Макар закричал, в одном коротком беспомощном вопле сорвав голос, и швырнул в ведьмаря сорванной с руки перчаткой – единственным, чем он мог бросить. Перчатка ли, крик ли, но это подействовало. Молодой ведьмарь ухмыльнулся, убрал арбалет, рывком поднялся в седле и, свистнув, скрылся в снежной туче.

Макар понятия не имел, что ему теперь делать. Возвращаться? Продолжать нырок? Он вертел головой, высматривая Родиона. К его удивлению, Афродита успокоилась и продолжала набирать высоту. И тут ничего уже не ожидавший Макар неожиданно увидел раскинутые крылья Митридата. Жеребец был прямо над ним – на один виток невидимой спирали выше. Свесившись с седла, Родион махнул ему рукой, сложил пальцы утиным клювом и ткнул вниз. Это был приказ нырять. Митридат сложил крылья и, сильно накренившись, стал падать. Мелькнуло смазанное метелью лицо Родиона. Макар коснулся поводьями шеи Афродиты. Кобыла дернула ушами, словно спрашивала у Макара, действительно ли он этого хочет. Вытянула морду и, несколько раз сильно махнув крыльями, помчалась к земле. Крыльями она больше не работала. Приподнятые и сложенные, они обхватывали Макара, точно подлокотники узкого кресла.

Афродита мчалась к земле, становясь все плотнее. Серые крылья обрели особую четкость. Макар не смог бы это описать словами, но чувствовал, что он менее настоящий, чем его пег. Наложение реального на фальшивое. Так бывает в старом фильме, когда герои сидят в студии, в трясущейся машине без колес, и притворяются, что едут, а снаружи медленно проплывают нарисованный лес и картонные горы.

Макар ухнул в снежную бездну. Он не видел земли. Кричал и не слышал своего крика. Потерял поводья и вцепился в седло. Краем сознания он еще помнил, что надо слиться с лошадью, но как с ней сольешься, когда тебя размазывает ветром и ты не знаешь даже, близко ли земля?

– Гроза… Гроза… Гроза… – бормотал он, как заклинание повторяя имя своего жеребенка. В конце концов, он нырял на матери Грозы. Она должна была понять.

Я поднимусь на крышу, лягу животом на перила и соскользну головой вниз с двадцать пятого этажа. На уровне третьего этажа я ухвачусь зубами за бельевую веревку и спасусь. Я все просчитала. Я же умная и осторожная девочка!

Рина

Макар очнулся, когда его сунули головой в ручей. Ручей был ледяной. Он стал захлебываться, в слепом ужасе рванулся и, оттолкнувшись от дна, выбрался на берег. Рядом на коленях стоял Родион и промывал в проточной воде окровавленный палец. Привязанная к сосне Афродита зубами скусывала с коры капли смолы.

– Ты не заразный, дурилка? Ну там бешенство или еще чего-нибудь? – поинтересовался Родион.

Макар дико озирался. Каждое мгновение он совершал все новые и новые открытия. Зима куда-то исчезла. Под коленями – трава. Солнца не видно. Сосны и ручей.

– Я говорю: ты не заразный? Ты орал в болоте. Укусил меня за палец. Ты хоть чего-то помнишь? – допытывался Родион.

Макар замотал головой.

– Угрожал. Требовал деньги за телефоны и технику, – с интересом разглядывая его, продолжал Родион.

– За какую технику? – втягивая голову в плечи, быстро спросил Макар. Он сообразил, что принял Родиона за перекупщика из общежития на «Беговой», который кинул его на деньги.

– Это у тебя надо спросить, какую… Надо думать, не за экскаваторы. Короче, пришлось тебя оглушить и притащить сюда. Говорили тебе, дуриле, в болоте лететь надо, а не вафли ловить!

– Значит, мы на двушке?

– Нет, дурила, на трешке! Все, потопали… Времени мало. Через час ты начнешь пыхтеть и отдуваться!

По тому, как Родион отвязывал пегов, Макар определил, что тот раздражен.

– Ча случилось-то?

– А нича! Ты измотал мне Митридата! Вон на нем пена, как парша, висит! Ему пришлось вывозить из болота двойную тяжесть. Да еще и притормаживать, чтобы тебя с седла сдернуть.

– А Афродита?

– А ей чего? Она налегке была… Держись за мной! Лететь будем медленно, а то ты сейчас сразу сваришься и работать не сможешь.

Они двигались над равниной, из земли которой языками, точно наросты на позвоночнике дракона, проступали цепочки камней. Стволы сосен становились заметно толще, воздух суше. Пеги ускорялись сами собой, без понукания. Они летели низко, над вершинами, которые все накренены были в одну сторону. Казалось, кто-то невидимый провел по соснам расческой, придав им одно направление. Родион испытующе поглядывал на Макара.