Все, что разобрала Нелли, было:

– Хвала Госп… Аллаху, деточка. Не держи на меня зла за тот раз…

– Баби-калфа, ты собираешься работать, или мне приказать вылить твой обед в канаву?

Голос шел из-под потолка.

Старуха согнулась в поклоне и быстро залепетала:

– Сейчас, сейчас, о уважаемая ханум. Я только порадовалась за Фирюзу, которой всемилостивейший Аллах вернул ее разум.

– Правда?

Перестук сандалий или туфель, и над Нелли склонилась еще одна колоритная особа. Дородная тетка в десятке всевозможных юбок, поверх которых напялен еще и халат, дорогие ручной работы сапожки смотрятся нелепо рядом с вуалью, укрывшей половину лица и закутавшей шею. Бабища скептически осмотрела фигурку Нелли, вжавшуюся в свой угол и, хмыкнув, выпалила:

– Не похоже.

Баби, не разгибаясь из поклона, пихнула Нелли ногой. Больно!

Девушка охнула и схватилась за ушибленную голень. Сквозь зубы тихо выскочила парочка ругательств.

Тетка удивленно закатила ярко накрашенные глаза, склонила голову.

– Аллах велик!

Бабка рядом поддакнула.

Но взгляд тетки скользнул дальше, за спину девушки. Глаза матроны недобро сузились.

– Это зеркало, которое господин поручил вам привести в порядок?

Бабка бухнулась на колени.

– Откуда это?!! – тетка тыкала пальцем в ту самую заметную царапину на нижней планке. – Кто?!

Баби заверещало что-то жалостливое, но тетка не слушала оправданий. Выхватив из-за пояса тонкую кожаную плеть, она обрушила на тело пресмыкавшейся старухи град ударов. Перепало и Нелли, не знавшей как себя вести и как реагировать.

Взрыв ярости прошел так же внезапно, как и начался.

– Отнесешь наверх! Протри и больше пальцем не дотрагивайся! – тетка укрыла плеть в складках пояса. – Хозяину скажу, что проклятый чертопоклонник сам эту царапину нанес! Скажу, что так и было!

Она подхватила края юбок и посеменила прочь.

Услышав обещание толстой матроны, старуха Баби упала на пол и начала быстро тараторить, перемежая слова благодарности цветистыми восхвалениями милосердия благодетельницы. Звали ушедшую толстуху Зухрой.

Этот спектакль абсурда стал уже выводить из себя несклонную к терпению Заволюжную. Но от реплик она удержалась. По крайней мере, до тех пор, пока топот ног обладательницы кожаной плетки не затих в отдалении.

Баби поднялась, невозмутимо отряхнула свой потрепанный халат и плюнула во след ушедшей.

Потом повернулась к девушке и улыбнулась.

– Хвала… Аллаху… – бабка склонила голову. – Кажется, пронесло.

Она попала в прошлое! Глупо, нереально, абсурдно. Сюр! Театр одного актера! Но… Факты были слишком красноречивы. А против логики, какой бы она не казалась фантасмагоричной, переть нельзя.

Нелли потянулась и еще раз осмотрела себя в хозяйское зеркало. Легкий изгиб курносого носа, темные кучерявые волосы, глаза – все похоже, но все не ее. В богатой рамке, напротив, крутилась и приседала совершенно незнакомая юная особа. Четырнадцати лет, довольно симпатичная для своих годков, но… чужая. Тонкие ручки, едва округлившиеся бедра и груди, только наметившие свои бугорки, засаленные волосы под ветхим платком. Девушка провела ладонью по ткани платья. Незнамо зачем, под толстый, пускай и местами прохудившийся халат, бабка поддела «внучке» сразу три юбки и ватные штаны. Теперь Нелли парило и клонило в сон.

Баби же радовалась, как умела. Бывшая невольница турецкого палача давно забыла своих родных. Затерлось временем лицо умершего мужа, расплылись за давностью лет силуэты детей и племянников. Тридцать лет назад сербская рабыня Златка приняла из рук отца Али свет веры, произнеся в присутствии своего хозяина и его друзей шахаду.[32]С тех пор сербка почти забыла имя, полученное при рождении. И не вспоминала бы его до самой смерти, если бы судьба не послала ей к старости возможность снова почувствовать себя тем, кем она была давным давно – матерью и воспитателем.

Восьмилетнюю Фирюзу старухе отдала ханум Зухра, старшая жена палача Херцег-Нови. Тогда они все жили далеко отсюда, в Нише. Дряхлеющая Баби, разменявшая уже шестой десяток, должна была передать новой прислужнице все, что умела и знала, обучить работе на кухне, шитью, выбору продуктов на рынке, прислуживанию госпоже и еще сотне важных вещей. Но нерастраченная привязанность сыграла глупую шутку – старуха полюбила малышку, а потом и вовсе начала считать ее своей внучкой.

Вместо учебы девочка болталась по двору женской половины дома, спала в многочисленных закутках, носилась с хозяйскими собаками или околачивала персики и абрикосы в саду. Конечно, в дожди и ненастье, особенно, после очередной проделки и полученной взбучки ей приходилось корпеть за плитой или возиться с иглами. Но перенимать все, что умела и могла многомудрая «бабушка», Фирюза не стремилась.

Повзрослев, девушка стала еще более вздорной и разбалованной, как только может быть разбалована одна рабыня другой. А, переехав в отвоеванные Турцией у заносчивых австрияков сербские земли, и вовсе от рук отбилась. То разозлится на свою наставницу и кувшин разобьет, то попортит вышивку или распустит вязание. Переходный возраст. Баби это довольно стойко переносила, прощая своей воспитаннице многое. Но не все.

Когда два месяца назад Фирюза вместо овощей для хозяйского стола на все выданные ей куруши[33]накупила сладостей и объелась до расстройства желудка, Баби впервые взялась за «ремень». После такого «позора» отстеганная, зареванная любимица не нашла ничего лучше, чем броситься со скалы.

Есть поговорка, что Бог бережет дур, детей и алкоголиков. Фирюза не погибла, даже серьезных телесных травм не получила – царапины, ушибы, пару вывихов. Видимо, подсознательно выбрала вполне приличный пологий склон. Лишь голову повредила.

С тех пор «внучка» перестала понимать простые вещи. Ходит, дышит, кушает, но не говорит. Даже односложными предложениями. Лишь мычит и тыкает куда-то пальцем. Не будь к малолетней дурочке так привязана Баби, которую в доме считали почти родной, Фирюзу бы давно продали. Но боясь разбить старое сердце, пока терпели.

Баби не находила себе места.

Местные лекари один за другим только разводили руками. Толстый Али Азик не пожалел денег, да и сама старуха поднакопила немного, но их усилий было явно недостаточно.

Последним Баби решила обратиться к ученому табибу из самой Персии. О езидах, еретиках-огнепоклонниках в стране ходили легенды. Изгнанные со своих земель последователями шестого пророка[34]хранители древних знаний старались расселиться по краям «цивилизованного» мира. Езиды уходили в горы, уезжали в безлюдные местности и селились на окраинах Порты, надеясь, что здесь, у самой черты, их не будут доставать с вопросами веры. Они ошибались. И платили за это сполна.