— Нет! — пронзительно крикнула я дыму, еще секунду назад бывшему моим братом.

Пепел обрел очертания тени. Тень окутала меня тьмой, пока волна воспоминаний вновь не нахлынула на меня. Приближающаяся отправка Килорна на войну. Рука Гизы. Папа, вернувшийся домой наполовину мертвым. Все завертелось у меня перед глазами, превратилось в яркий калейдоскоп. От этого глазам стало больно. Что-то не так. Воспоминания замелькали, стремясь к детству, словно я пересматривала собственную жизнь в обратном порядке. А потом перед моими глазами проплыли сцены, которые я просто не могла помнить: впервые я вижу новорожденную Гизу… Я учусь ходить… Мои маленькие братья передают меня из рук на руки, а мама на них покрикивает… Это просто невозможно.

— Невозможно, — вторила мне тень.

Голос прозвучал настолько громко и неприятно, что я испугалась, не треснет ли мой череп. Упав на колени, я ударилась обо что-то твердое… бетон.

А потом все исчезло: мои братья, мои родители, моя сестра, мои воспоминания, мои кошмары. Все исчезло… Бетонный пол и стальные прутья по сторонам. Клетка.

Я с трудом поднялась на ноги. Одной рукой я держалась за свою раскалывающуюся от боли голову. Постепенно окружающая обстановка приняла более четкие очертания. Палец указывал на меня, а его обладательница стояла по другую сторону от прутьев. На ее голове сверкала корона.

— Я бы поклонилась, но боюсь не устоять на ногах, — сказала я королеве Эларе и тотчас пожалела о своих словах.

Она из серебряных. Я не имею права заговаривать с ней первой. В ее власти заключить меня в темницу, морить голодом и наказать так, как она посчитает нужным, не только меня лично, но и всю нашу семью.

«Нет, — цепенея от ужаса, подумала я. — Она королева и может просто убить всех нас».

Но оскорбленной королева Элара не казалась. На ее губах играла самодовольная улыбка. На меня накатилась волна тошноты и слабости, так что мне пришлось упасть на колени и пригнуться к полу.

— Будем считать, что ты мне поклонилась, — мягким голосом произнесла она.

Королеву явно забавляло наблюдение за моими страданиями.

Поборов тошноту, я схватилась рукой за прутья решетки. Металл был холодным на ощупь.

— Что вы со мной сделали?

— Ничего особенного, — ответила королева, а потом, протянув руку, коснулась пальцем моего виска.

Боль от ее прикосновения утроилась. Ноги подкосились, и я, потеряв равновесие, ударилась о прутья решетки. Я едва не потеряла сознание, но все же не упала.

— Это для того, чтобы удержать тебя от разных глупостей.

Слезы начали жечь мне глаза, но я их отогнала.

— Чтобы я ходить не могла? — с трудом промолвила я.

Из-за боли я больше не думала о вежливости. По крайней мере я не осыпала королеву потоком отборной брани. Ради Бога, Мара Барроу, придержи свой язычок.

— Я имею в виду твои игры с электричеством, — гаркнула на меня королева.

Боль схлынула, и я смогла самостоятельно добраться до металлической скамьи и сесть. Прислонившись головой к холодному камню стены, я задумалась. Игры с электричеством.

Память возвращалась ко мне отдельными фрагментами запутанной головоломки. Евангелина… Электрический щит… Искры… Я… Невозможно.

— Ты не серебряная. Твои родители — красные. Ты сама — красная. У тебя красная кровь, — разглагольствовала королева, прохаживаясь вдоль прутьев решетки. — Ты чудо, Мара Барроу. Такой, как ты, вообще не должно быть на свете. Я не могу тебя понять, хотя все о тебе узнала.

— Вы? — визгливо вскрикнула я и вновь схватилась за раскалывающуюся от боли голову. — Это вы рылись в моих воспоминаниях… кошмарах?

— Страхи человека много о нем говорят, — сказала мне королева с таким видом, словно считала меня полной дурой. — Я должна была узнать, с чем мы имеем дело.

— Я не «что».

— Мы еще посмотрим, что ты из себя представляешь. В любом случае такая маленькая самоуверенная девчонка с молнией, как ты, должна зарубить себе на носу… — прижавшись лицом к стальным прутьям, прошипела королева Элара.

Внезапно мои ноги онемели, утратили чувствительность, будто я их отсидела, будто меня парализовало. Когда я осознала, что не в состоянии пошевелить даже пальцем, меня охватил страх. Таким же никчемным и бесполезным, должно быть, чувствует себя папа. Вот только ноги каким-то чудом подняли меня, и я зашагала к прутьям решетки. На воле королева стояла и моргала. Каждое движение ее век соответствовало моему шагу.

Она — шепчущая… Она со мной забавляется… Когда я подошла достаточно близко, королева обхватила мое лицо своими руками. Я закричала от многократно усилившейся головной боли. Сейчас я бы с радостью согласилась даже отправиться на войну.

— Ты учудила это перед сотнями серебряных… Людей, наделенных властью и влиянием, — зашипела она мне на ухо, обдавая лицо благоухающим дыханием. — Это единственная причина, по которой ты до сих пор жива.

Мои руки сжались в кулаки, и мне очень захотелось шарахнуть по королеве молнией, но не вышло. Элара знала, что я пытаюсь сделать, и рассмеялась мне в лицо. Звезды взорвались у меня перед глазами. Взгляд затуманился. Я только слышала, как шуршит, удаляясь, шелк ее платья. Способность видеть я обрела только затем, чтобы проводить глазами ее фигуру, сворачивающую за угол. В камере я осталась одна. Едва добралась до скамьи и растянулась на ней.

Полное изнеможение. Оно накатывалось на меня волнами, начав с мышц, а затем распространившись и по костям. Я всего лишь человек, а обыкновенные люди не выживают после таких потрясений. С изумлением я вдруг осознала, что на моей руке нет ленты-браслета. Ее сняли. Что все это может означать? Слезы жгли мне глаза, но я сдержалась и не расплакалась. У меня еще осталась гордость.

Я могу справиться со слезами, но не с вопросами, которые не давали мне покоя.

Что со мной будет?

Кто я такая?

Открыв глаза, я увидела стражника. Он стоял и смотрел на меня сквозь прутья решетки. Серебряные пуговицы на форме сверкали в слабом свете, но еще ярче сверкала его лысая голова.

— Вы должны сообщить моей семье, где я, — заявила я, приподнимаясь и садясь на скамье.

«По крайней мере я успела сказать, что люблю их», — подумалось мне.

— Ничего я делать не обязан. Мне приказали отвести вас наверх, — ответил стражник, но без раздражения.

Он был невозмутим, как колонна.

— Переодевайтесь.

Только сейчас я осознала, что на мне — все та же наполовину сгоревшая форменная одежда служанки. Стражник указал на аккуратно сложенную стопку одежды у прутьев решетки, а затем развернулся ко мне спиной, позволяя переодеться без нескромных взглядов.

Одежда была простенькой, но хорошего качества. Ткань оказалась мягче всего, во что я прежде одевалась. Белая рубаха с длинными рукавами и черные штаны, украшенные по бокам одной серебристой полосой. А еще мне достались высокие, до колен, начищенные до блеска сапоги. К чему такая роскошь, я не понимала. Кажется, мое непонимание становится прямо-таки возмутительным.