В Содружестве существовал рейтинг сталкеров. Чем больше индустриальных объектов посетил член клуба, чем надежнее они охранялись, тем больше баллов начислялось. Также очки давали за малую исследованность места и удаленность от города.

Конечно же, голубой мечтой сталкеров был Чернобыль. Зона отчуждения манила всех. Она была недостижимым идеалом — воплощением одиночества и потусторонности. О ней складывали легенды, снимали фильмы и писали песни. Сколько же людей вдохновились Зоной, даже не познав ее!

Сейчас в Чернобыле проводят экскурсии. Один день, проведенный в этом месте, не нанесет вреда здоровью. Но сталкеров такой путь не устраивает. Они мечтают самостоятельно проникнуть в запретное место.

У некоторых получается. У единиц. Ёрш, вернувшись из Зоны, молча выложил перед членами группы пачку фотографий. Но о своих переживаниях и ощущениях он не произнес ни слова. Вскоре после своей поездки сталкер выпустил новый альбом, а впечатленные соратники избрали его главным Мастером в Содружестве.

Другим вожделенным местом для урбантрипщиков являлся Краснокрестецк — закрытый город, находящийся в семи километрах от Верены. Но, несмотря на близость, он был еще недоступнее. В Краснокрестецке, отгороженном от мира электрическим забором, производили химическое оружие. Охраняли закрытый город так, что и мышь не проскочит. Граница территории протяженностью в пятьдесят километров каждый день патрулировалась солдатами-контрактниками, вооруженными до зубов. И горе тому, кто оказался в неподходящем месте в неподходящее время.

Хотя нога сталкера не ступала на землю Краснокрестецка, о нем ходило множество легенд. Якобы в заборе, отделяющем город от мира, имеются дыры, через которые можно проникнуть в запретную зону. Или что в ЗАТО (закрытое административно-территориальное образование) проводят генетические эксперименты на людях. Или что НЛО там летают чуть ли не каждый вечер, приветствуя местных жителей… Некоторые сталкеры лет по двадцать изыскивали различные способы побывать в Зоне. Они теряли интерес к жизни, превращались в растения, зацикленные на запретном городе.

— Кстати, почему Краснокрестецк называют Зоной? Потому что он огорожен электрическим забором, как тюрьма? — спросила я Асмодея.

— Не только. Скажем так: это место не для всех. Там совершенно особый уклад жизни. И да, это своего рода Зона Отчуждения. Но добровольная. Говорят, местные даже гордятся, считают себя элитой, избранными.

— Какие существуют легальные способы попасть в Краснокрестецк?

— Пропуски оформляют на спортсменов, депутатов, артистов.

— И все?

— И все. Ну, разве что можно сочетаться законным браком с местным.

— Как? Я никого из них не знаю.

— Познакомиться крайне сложно. Они не афишируют место жительства. Хотя… Существует и третий путь. У тебя есть друзья в ФСБ?

— Откуда такие приятели у бедной студентки…

— Значит, не по зубам тебе этот путь. Забудь о Краснокрестецке. Нам ли быть в печали, столько еще крутых объектов ждут своих сталкеров!

— Я смогу! Я познаю его.

— С твоей красотой можно многое. В том числе и очаровать какого-нибудь депутата, чтобы сделал пропуск. А пока удовлетворись малым. Поехали в область, в усадьбу XVIII века помещицы Звягинцевой. Стиль — классицизм, охраняемость — минимальная. Многие наши там бывали, но надо, надо. Скоро ведь подведение итогов. А сколько мест посетила ты?

— Семь! Правда, в черте города.

— Молодец, Иннушка. Это более чем удовлетворительно. Ты же совсем недавно в движении.

Мы шли вместе по заснеженному городу, и я с восхищением смотрела на Асмодея. Высокий широкоплечий парень, ровесник Ерша или чуть младше. Он носил бородку и очень длинные волосы, почти такие же, как мои, только черные. Асмодей ходил всегда в черном макинтоше с байроновской тросточкой. Интеллектуал и циник. Холодный и равнодушный эстет. Пламенный мистик и эзотерик. И все это об Асмодее.

— Как же мне скучны люди. Не хочу ни с кем общаться, — протянул сталкер.

— А со мной почему разговариваешь?

— Ты — особенная. И когда-нибудь я объясню тебе, почему. Но сейчас запомни: ты не просто красивая девушка. В тебе есть сила.

— Какая же?

— Не могу тебе сказать. Время сейчас нехорошее. Самхейн наступает — злые силы шабаш устраивают. Да и в душе смутно, — тихо ответил Асмодей и взял меня за руку.

— А я родилась в Самайн. В Черный Самайн.

Я ненароком высвободила руку.

— Так вот откуда в тебе эта двойственность, Иней. Огромная доброта и всепоглощающая злоба. Любовь и ненависть… Самайн и Бельтейн. Лукавый Шаолинь и Страшный Саббат.

— Ничего не понимаю. Давай лучше поговорим о другом, — предложила я. — Правда ли, что ты был в астрале? Курил кальян с опиумом, чтобы туда войти?

— И не раз. Это как наркотик. Но, к сожалению, такие вылазки совершенно меня не развивают. Там ведь низшие сущности живут. Мне уже надоели постоянные драки с демонами.

— И как же ты с ними бьешься, если выходишь из тела?

Асмодей, стараясь объяснить как можно проще, сообщил, что в таких мирах человек способен на все, что хочет. Надо драться — представь, что у тебя в руке меч. Или брось снег — противники заморозится.

— Где ты научился этим фокусам?

— Я был ушуистом. Про школу «В поисках Шаолиня» слышала?

— Что-то знакомое…

— Это клуб, в котором учат, как сделать главный выбор в жизни через призму боевых искусств. Как найти свой Шаолинь. С мечом в руках, пройдя через уйму ограничений, превратившись в зомби, в боевую машину. Ах, конечно. Это ушу, и оно прекрасно. Но… Я был с ними и параллельно изучал эзотерику. Потом понял, что тот Путь, которым идут ученики школы — явно не мой. Мы душевно распрощались, я подарил ребятам символические подарки. Считаю, что эта шайка отпустила меня с миром. Я еще легко отделался.

— Почему же ты был одним из них?

— Искал Шаолинь там, где его точно нет. Хотел сделать себя лучше. Ох, нельзя тебе в астрал, Иней, нельзя.

— Согласна, что на удочку о самосовершенствовании попались многие. И даже Эля — далеко не глупая девушка. Я же хочу разобраться в себе, найти ответы на странные вопросы в моей голове. Почему водохранилище зовет? Кто такие поутри и почему они неравнодушны ко мне? Что такого притягательного в поэзии одночества? Позволь мне войти в астрал, друг! Умоляю!

— Любопытство до добра не доведет, — проворчал Асмодей, но отказать не мог.

Жилище моего нового знакомого удивляло гостей, и казалось, совершенно ему не подходило. Это был нелепый каменный дом конца XIX века, но с многочисленными пристройками более позднего времени. Они заваливались друг на друга, создавая ощущение лабиринта. Над всем этим сооружением возвышалась метеорологическая башенка, выкрашенная в зеленый цвет. Вход сторожили два каменных льва, непонятно каким образом здесь оказавшихся. Это был кошмарный сон архитектора… Но я, ничем не показав своего отвращения, молча вошла внутрь.