Жрец обернулся к князю, и тот кивнул. Видно было, что вся зловещая процедура тут расписана как по нотам – каждый отлично знал свою роль.

– Вы знаете этих двух женщин, – закричал снова жрец, указывая на Хильдегард и Ронеду. – Это не простые женщины, а сестра и дочь полоцкого князя. Рогвольд теперь мертв, и убит он за то, что был лучшим другом Ярополка, захватившего престол в Киеве. Престол, который на самом деле принадлежит по праву сильнейшему брату – Вольдемару!

Толпа воинов снова взревела, одобряя сказанное. При этом, глядя в раскрасневшиеся лица разноплеменных воинов, в их мутные глаза, уже готовые увидеть жертвоприношение, я понимал: им в общем-то совершенно безразлично, по праву хочет их предводитель княжить в Киеве или же нет. Право принадлежит тому, у кого есть реальная сила. Есть сила – это значит, всевластные и не очень всевластные боги его поддерживают. А раз так, нужно идти за ним и выполнять его волю. И тогда будет все: богатая нажива, золото, женщины…

– Кровь Хильдегард будет первой, – изрек жрец, оборачиваясь к своим коллегам. По этому знаку оба здоровенных мужика набросились на стоящую перед ними женщину и веревкой скрутили ей руки. Следующим движением они бросили ее спиной на самый крупный камень алтаря перед статуей идола.

Толпа замерла. В руке старшего жреца появился нож.

«Володя, – сказал я себе, – соберись с силами и стой спокойно. Постарайся не потерять сознание, потому что все это – не шутка. Ты присутствуешь при самом настоящем человеческом жертвоприношении, и это всерьез».

Сознание мое отказывалось верить происходящему. Уже много дней, с тех пор как оказался здесь, в этой чудовищной чертовщине, мне нередко казалось, что все вокруг меня ирреально, что я вижу некий сон. Но теперь, как никогда прежде, я вдруг с невероятной отчетливостью осознал, что это – реальность, что я на самом деле нахожусь «здесь и сейчас»…

Здесь и сейчас у меня на глазах трое дюжих мужиков зарежут двух истерзанных и беззащитных женщин. Причем сделают это под одобрительный гул толпы народа и во славу деревянного идола! Каково?

Я испытывал сокрушительную беспомощность. Нет, о том, чтобы воспрепятствовать происходящему, у меня не было мысли: самому бы уцелеть. Но я не мог даже проснуться, потому что это был не сон…

– Владыка Перун! – закричал громовым голосом старший жрец, да с такой силой, что жилы вздулись у него на шее, а старческие вены – на лбу. – Прими эту кровь и насыться ею! Прими от нас дар, а взамен дай нам победу! Дай нам богатой наживы в Киеве!

Под крики воинов, под немигающим взглядом князя Вольдемара старший жрец склонился к обнаженному трепещущему телу Хильдегард, и нож вонзился в грудь несчастной жертвы. Видно было, что жрец этот не впервой орудует таким образом ножом, потому что действия его были точны: уже через несколько мгновений он вскрыл грудную клетку, причем сделал это весьма грамотно. Женщина билась в его руках и пронзительно кричала до того самого момента, когда проникшая ей под ребра рука жреца не нащупала сердце. Одним размашистым движением он вырвал его из груди жертвы, и в этот момент она затихла. Тело обмякло, и наступила смерть.

Ловко карабкаясь по камням, составлявшим алтарь, жрец поднялся к верхушке идола и крепко прижал кровоточащее сердце жертвы к «лицу» Перуна. Подержав его таким образом некоторое время, он отнял руку и на этот раз прижал кусок кровавой плоти к своему лицу.

Это было отвратительное для меня зрелище. Видеть, как еще горячая человеческая кровь размазана по деревянной статуе и по лицу жреца, как она стекает с его седой бороды… О, к такому нужно привыкать.

– Перун не насытился! – закричал жрец, и его глаза сверкнули с высоты алтаря. – Давайте следующую жертву!

Успевшую к тому времени потерять сознание Рогнеду швырнули на камни рядом с распростертым телом тетки, из громадной раны в котором кровь изливалась прямо на камни. В это мгновение раздался пронзительный крик, который перекрыл гул толпы и весь гвалт вокруг. Это кричала Любава, я сразу понял. Да и не было тут, кроме нее, других женщин.

Девушка не побоялась пойти следом за мной и, видимо, стойко переносила выпавшее ей ужасное зрелище, не обнаруживая своего присутствия. Но при виде того, что сейчас собираются сделать с ее бывшей госпожой, Любава не выдержала.

Она попыталась даже пробиться вперед, но стоявшие вокруг воины ее не пустили: никакая женщина не должна мешать жертвоприношению.

Жрец с окровавленным ртом и бородой спустился с вершины алтаря и уже приготовился принести вторую жертву, когда неожиданно раздался голос.

– Князь, – громко сказал мой новый знакомый Блуд, стоявший по-прежнему рядом с Вольдемаром, – я понимаю, что жертва, предназначенная богу, священна. Но может быть, ты мог бы принести Перуну другую жертву?

Услышав эти слова, жрец замер с ножом в руке. Многие из стоявших в круге воинов, также услышав это, умолкли и с любопытством устремили взгляды на своего князя. Я же, со своей стороны, еще раз убедился в том, что интуиция меня не обманула. Кто бы ни был этот пришлый человек, откуда бы он ни появился в лагере князя Вольдемара, но князь с ним считался. Кто бы еще посмел прервать жертвоприношение и рассердить князя неуместными словами?

Более того, Блуд оставался совершенно спокоен. Он был уверен в том, что Вольдемар не рассердится на него. А если даже рассердится, то Блуда это мало волновало. Вот это было по-настоящему интересно, и я снова пожалел о том, что мне не удалось пока разговориться с этим человеком.

За все время пребывания здесь я впервые увидел человека, который не боялся Вольдемара.

– Другую? – переспросил опешивший князь. – А почему ты просишь об этом, Блуд? Что тебе до жертвы? Почему ты хочешь отобрать ее у Перуна?

– Подари мне эту девушку, князь, – последовал ответ гостя. – Она мне понравилась, а мы же с тобой друзья. Разве не так?

– Девушку? – захохотал Вольдемар, а за ним и многие из стоявших вокруг него дружинников. – Она не девушка, ты ошибся. Конечно, Перуну было бы приятнее получить кровь девственницы, но она уже не такова. Я сделал ее своей наложницей, Блуд.

Говоря это, Вольдемар не отрывал взгляда от лица своего гостя, как бы ловя проблески чувств. Но напрасно: выражение лица Блуда оставалось прежним – спокойным и уверенным, даже чуть-чуть высокомерным.

– Меня это не смутит, князь, – все так же спокойно ответил он. – Ты же знаешь мою любовь к женщинам. И весь Киев знает, что в моем доме живет больше всего женщин, чем у кого бы то ни было. Разве не так? – Он засмеялся, почесав бороду всей пятерней, и рассудительно продолжил: – Мне незазорно взять наложницу после тебя. Ты будешь князем в Киеве, а я всего лишь твоим боярином. Прошу тебя, выполни мою просьбу.

Говорил он вежливо и даже почтительно, но в глазах у Блуда сверкали какие-то подозрительные искорки, заставившие меня поверить: Блуд ни секунды не сомневается в том, что князь исполнит его просьбу. Откуда в нем такая уверенность?