– Говори, – предложил я, предчувствуя недоброе.

– Всеслава больше нет, – проговорил старый воин, глядя в догорающее пламя. – А если его нет, то и ты князю больше не нужен.

Мы помолчали. Молчал Вяргис, и молчал я. А что, собственно, я мог сказать? Все и так было предельно ясно. Или ничего не ясно, но это не меняло моего положения.

– Что же мне теперь делать? – спросил я и сам устыдился того, как жалко и растерянно прозвучал мой голос.

Вяргис опять помолчал, потом крякнул и сказал:

– Откуда мне это знать? Ты странный человек, необычный. Не знаю, откуда ты пришел и что тебе нужно здесь. Делай что хочешь. Но помни только, что лучше тебе больше не попадаться на глаза конунгу. Ты ему больше не нужен, а тех, кто ему не нужен, он убивает.

Вяргис коротко глянул на меня из-под густых, нависших над глазами бровей и, хмыкнув, добавил:

– А ты – не просто ненужный человек, а вредный для конунга. Потому что каждый раз, глядя на тебя, Вольдемар будет вспоминать о том, как его перехитрил Жеривол. Вольдемар настоял на своем, а жрец отомстил ему за это.

– Ты тоже не веришь в то, что Жеривол выбрал вторую жертву по наущению Перуна? – поинтересовался я, на что Вяргис хрипло рассмеялся.

– Кто же этому верит? – ответил он. – И сам Вольдемар не верит. Но теперь он взбешен.

Вдалеке между догорающих костров показались фигуры возвращающихся с берега Любавы и Канателеня.

– А девушке тоже грозит опасность?

– Девушке опасность грозит всегда, – философски заметил Вяргис, покосившись на приближающуюся Любаву. – Ее можно взять себе в рабыни, она ведь ничейная. А можно продать хазарам – они любят светловолосых девушек. Да мало ли что еще можно с ней сделать…

– Значит, нам надо бежать? – уточнил я на всякий случай. Но на сей раз старый сивоусый воин вообще не удостоил меня ответом. Он поднялся на ноги и бросил:

– Я все тебе сказал.

Умный человек этот Вяргис, даром что неграмотный и язычник. Живи он в наше время, непременно стал бы государственным деятелем. Генералом каким-нибудь…

Правда, он и тут чувствовал себя генералом. На протяжении многих дней я видел, как боятся и уважают его другие воины. Как уверенно он ощущает себя в мире. Вот и сейчас: ведь он самостоятельно принял решение предупредить меня об опасности. Пожалел. Наверное, как и Любава, считает меня недоумком.

– Канателень сказал, что завтра с утра будет штурм Киева, – сообщила Любава, присаживаясь рядом со мной. – Он говорит, что завтра же Киев будет взят.

– И что же?

– Мы окажемся в городе, и я смогу проникнуть к Рогнеде, – простодушно ответила девушка. «Боже, и это она считает меня дурачком!»

– Ты хочешь стать еще одной наложницей боярина Блуда? – поинтересовался я, стараясь придать побольше иронии своему голосу. Хотя в тот момент мне вообще было не до иронии…

Любава покачала головой.

– Нет, совсем наоборот. Я помогу Рогнеде бежать.

– Куда? Куда вы побежите?

Я уже кое-что понимал в здешней действительности. Куда могут бежать две молодые красивые девушки, не имеющие защитников и покровителей? Князь Рогвольд убит, Полоцк разорен.

– Ты знаешь, что сделали с Всеславом? – спросил я.

– Канателень мне сказал, – кивнула девушка. – Его принесли в жертву Перуну.

Как ни странно, Любава совсем не была потрясена этим.

– Ты считаешь, что это правильно? – удивился я. – Тебе не жалко мальчика? Ведь ты за ним ухаживала все это время.

– Жалко? Нет, мне было его жалко, – ответила Любава совершенно спокойно. – И я желала ему быстрой смерти. Лучше умереть, чем жить в таком позоре. Наложником князя…

– Но ведь ты собираешься спасти Рогнеду и убежать куда-то с ней, – заметил я. – Раз так, то ты не считаешь, что и ей лучше умереть, чем жить с позором?

– Совсем нет. – Любава вскинула голову и посмотрела мне прямо в глаза с некоторым недоумением. – Как ты не понимаешь? Рогнеда ведь женщина. Для нее это совсем не такой позор, как для мужчины.

Я пожал плечами. Женскую логику мне было никогда не понять.

Когда же я рассказал о нашем разговоре с Вяргисом, Любава охотно согласилась.

– Конечно, – сказала она с готовностью. – Давай убежим отсюда. Тем более что это всего на одну ночь, до завтра. А завтра мы все равно уже будем в Киеве, а это – большой город, Вольдемар нас там никогда не найдет.

Сбежали мы недалеко. Да и не бежали вовсе, а просто с достоинством удалились. Сначала исчезла Любава, а спустя какое-то время я медленно встал, как бы невзначай подхватил свое ружье, а потом так же неспешно двинулся к лесу. По лагерю все время сновали люди, так что и мои передвижения остались незамеченными. Лишь в самом конце, когда я в последний раз обернулся назад, то увидел внимательные глаза следившего за моими маневрами Вяргиса. Но он сидел молча и не подал мне никакого знака.

На ночь мы устроились в лесу, примерно в километре от разбитого лагеря. Спать на земле показалось мне опасным, и в темноте я нашел громадное, в три обхвата дерево – старое, почти засохшее, но еще крепко стоящее. В полутора метрах от земли находилось большое дупло, где вполне могли разместиться два человека. Подсадив туда Любаву, я втянул следом ружье, и мы принялись устраиваться на ночлег.

Подстелив под себя мою куртку и накрывшись той, что была на девушке, мы легли и прижались друг к другу. В лесу было совсем тихо, лишь стрекотали кузнечики и кричала вдали какая-то ночная птица.

Тело Любавы было горячим, она крепко прижимала меня крутым бедром. Вытащив откуда-то из своего платья два яблока, она предложила одно мне.

– Где нарвала? – спросил я.

– Канателень подарил, – ответила девушка, вонзая крепкие белые зубы в яблочную мякоть, так что по подбородку ее потек сок. – Когда я уходила сейчас, он догадался, что я убегаю. Вот и дал.

Ага, значит, наш побег не был секретом для наших новых друзей. Может быть даже, Вяргис давал мне совет сбежать с общего ведома. Что ж, очень благородно с их стороны.

– Он что же, ухаживает за тобой, этот Канателень? – поинтересовался я как бы невзначай. Кстати, я не был уверен, что девушка поймет меня. Может быть, здесь не знают, что такое ухаживания?

Но она поняла и тихонько засмеялась.

– Ухаживает, – подтвердила Любава довольным голосом, продолжая грызть яблоко. – Я ему нравлюсь, он сам мне сказал.

– Когда? Когда сказал?

– Сегодня у реки, когда мы мыли котел, – сообщила девушка. – И раньше еще говорил. Много раз.

– Ах, вот как, – протянул я, не зная, как следует реагировать, и не в силах разобраться с тем, что сам чувствую по этому поводу.

– Ну да, – подтвердила Любава и хихикнула. В дупле было темно, и ее лицо я не видел в темноте.