На лежащее поперёк дороги дерево я среагировал правильно — натянул вожжи и стал разворачивать лошадь. Вариант, что дерево с такой густой кроной упало само по себе, при том, что никаких погодных катаклизмов на днях не было, мне даже в голову не пришёл. Одной рукой заворачивая коня, другой выхватил пистолет.

— Ложись, засада!

Нагма послушно свалилась с сиденья на пол коляски.

Развернуть на узкой дороге конную повозку быстро никак не получается, но я хотя бы не въехал туда, где на нас сразу кинулись бы из кустов. Теперь им ещё надо добежать, а у меня автоматический пистолет, три снаряженных магазина к нему, и я довольно неплохо стреляю. Увы, цена прогресса — у них тоже есть ружьё. Мои фабрики производят достаточно много огнестрела, чтобы он оказывался в том числе и не в тех руках. Если графа Михаила Док Морикарского застрелят из винтовки, называемой в народе «михайловка», это будет вполне иронично.

Но стрелок целит не в меня, а в лошадь, и, разумеется, не промахивается. Это последнее его жизненное достижение, потому что я не промахиваюсь тоже. Разбойник валится на дорогу одновременно с нашим конём, жалостливо вскрикивает расстроенная Нагма.

— Бегом! — я выдёргиваю дочь за шкирку. — Быстрее!

Их слишком много, чтобы просто отстреляться, но рывок и маневр дают нам шанс. Поэтому мы оперативно покидаем простреливаемое пространство дороги, стараясь оставить между собой и преследователями стволы деревьев. Раздавшийся вслед выстрел показывает, что поступили мы правильно, потому что либо ружьё уже нашло нового хозяина, либо оно у них не одно.

— Не стрелять! Живьём брать графа! — вопит кто-то в кустах.

Значит, это не просто любители лёгкой наживы на большой дороге. Отчего-то я так сразу и подумал — уж больно аккуратно и единообразно одеты разбойнички, да и действуют не как вчерашние крестьяне. Это снижает наши шансы — что Нагма, что я одеты не для кроссов по пересечённой местности. Если обычные разбойники, получив вооружённый отпор, скорее всего, сбежали бы искать добычу попроще, то эти вряд ли так легко отстанут. А вот то, что я нужен им живым, шансы как раз повышает. Потому что они-то мне живыми не нужны.

Лес осенний, ещё не вполне прозрачный, но уже и не «зелёнка». Это играет в обе стороны — им проще меня найти, мне проще в них стрелять. Первый раунд выходит за мной — преследователи увлеклись погоней и выскочили в просвет ровно там, где я их ожидал. Минус три.

Ранены, убиты — не знаю. Раненые даже лучше — о них надо кому-то позаботиться. Хотя эти могут и пренебречь, нравы тут простые. Теперь они стали осторожнее, а значит, снизили скорость. Надо набирать отрыв, при этом стараясь одновременно не бежать по прямой, и не удаляться слишком от дороги. Леса я не знаю, а по дороге нас будут искать. Будут-будут, причём довольно скоро. То, что я направился в учебный центр, знали многие, в том числе Слон. Когда я туда не приеду, его поставят в известность… Ну, скажем, через час. Дорога одна, на ней заваленное дерево и моя коляска с убитой лошадью, так что картина происшествия будет говорить сама за себя. Этим лесным засранцам тогда не позавидуешь. Но пока я не завидую нам.

Без Нагмы я бы мог играть в эти игры долго — пока не кончатся или патроны, или преследователи. Всё-таки двадцать лет опыта. Но она в платье с широкой юбкой и туфельках. Моя дочь умница, не паникует и не жалуется, делает то, что я говорю. Но в какой-то момент мне приходится её просто нести, потому что туфля разваливается, теряя подошву, а бегать босиком по лесу опасно. Я тоже в не самом удобном партикулярном одеянии, но на мне хотя бы сапоги.

Второй раунд — минус два. Они стали осторожнее. Надо выбираться к дороге. Знать бы, что будут брать живыми, я бы с неё и не уходил. С другой стороны, они могли попробовать подстрелить Нагму, это же меня «живьём брать», а не её. Ах, как нехорошо вышло-то.

Лес кончается внезапно. Раз — и опушка. Мне уже не двадцать лет, дочь тоже не пушинка, и я выскакиваю из плотных кустов в поле уже изрядно запыхавшимся. Выскакиваю прямиком на десяток верховых, наставивших на нас ружья. Секунду прикидываю расклад сил, потом аккуратно опускаю Нагму на землю, бросаю пистолет и поднимаю руки.

* * *

Нас привезли в закрытой карете. Мне связали руки, а сидящие напротив двое в масках гарантировали, что я не отодвину занавески, чтобы полюбоваться природой. Везли долго, дорога паршивая, карета тряская — никакого удовольствия. Всю дорогу мы молчали, потому что обсуждать, в принципе, нечего. Нагма держится — плотно прижалась ко мне плечом, но и только. Увы, она делает меня уязвимой — идеальный рычаг давления. Я что угодно сделаю, чтобы дочь не пострадала. Непонятно только, что именно от меня хотят.

Но они, наверное, расскажут.

— Поклянитесь, что не попытаетесь сбежать, и я прикажу развязать вас, — заявила фигура в маске.

— Честное графское! — сказал я насмешливо, ни в малейшей степени не считая, что обещание меня к чему-то обязывает. Я не настоящий граф, так что только дайте мне шанс.

Шанс, впрочем, пока не просматривается. Мы в комнате, я стою, собеседник сидит за столом. За моей спиной два человека, но останавливает меня не это, а то, что я не знаю, где Нагма. Нас разлучили сразу же, как привели в небольшой уединённый особняк, похожий на охотничий домик. Пока шёл от кареты, огляделся — вокруг лес, при доме конюшня, судя по звукам, есть и псарня. Надеюсь, собаки не натасканы на людей, иначе сбежать будет ещё сложнее.

— Итак, Михаил Док Морикарский… — задумчиво говорит человек в маске.

Руки мне развязали, я растираю запястья и жду, что будет дальше.

— Давно хотел познакомиться с вами поближе.

Значит, издали мы знакомы? Голос я, вроде бы, где-то слышал. Но не так регулярно, чтобы запомнить.

— Какая интересная конструкция, — человек крутит в руках мой пистолет, — одно из этих ваших изобретений? Поразительно тонкая работа. Вы, граф, воистину гений. Жаль, что это проклятая гениальность, которая принесла моей стране столько горя. Вы и ваша дочь… Я ждал, что вас остановят раньше, но, похоже, это придётся сделать мне.

— Очень пафосно, Ваше Высочество, — вспоминаю, наконец, где слышал этот