Веня выскочил из него, скинул на ходу пиджак и быстрым шагом направился к озеру. Следом за ним спокойно двигались все остальные.

Солнце уже поднялось довольно высоко и изрядно припекало. Комары пронзительно звенели. Из камышей доносилось протяжное кваканье. После душного города это место могло бы показаться раем.

Члены следственной группы миновали оцепление, выставленное сотрудниками районного отделения внутренних дел, вышли на поросший примятой травой бережок. В паре десятков шагов толпился народ. Присмотревшись, Веня увидел среди этих зевак Варвару Битюгову.

У мостков, то и дело вытирая вспотевший лоб, стоял полноватый милиционер с капитанскими погонами и о чем-то разговаривал с приземистым пожилым мужиком в длинном плаще и высоких рыбацких сапогах.

Костин подошел ближе и спросил:

– Где она?

Капитан повернулся к нему:

– Вы старший группы?

– Старший он, следователь Кравцов. – Веня указал на этого человека. – Но докладывать будете мне. Я старший лейтенант Костин, веду дело об убийстве доктора Завадского. Смерть этой женщины наверняка связана с моим расследованием.

– Угаров, местный участковый! – назвался капитан, небрежно козырнул и добавил: – Я слышал, что убийством Завадского занимается сам Зверь.

– Павел Васильевич приболел. Так что теперь я за него.

Кравцов подошел к участковому, предъявил удостоверение и заявил:

– Я старший. Докладывайте!

– Вон там ее нашли. – Капитан указал на заросли камыша, кивнул на мужчину в плаще и продолжил: – Это товарищ Семин Андрей Степанович. Именно он обнаружил тело.

Кравцов кивнул свидетелю, который заметно нервничал.

– Здравствуйте, товарищ! Давайте сначала успокоимся, а потом вы нам расскажете все еще раз и подробно. Куда вы шли, зачем, как обнаружили тело?

Мужик надул щеки, потом громко выдохнул и проговорил слишком уж быстро, то и дело заикаясь:

– Сам-то я на Белинского проживаю, а здесь, в Семеновских гривах, сестра моя обосновалась. Я к ней обычно по выходным наведываюсь, а сегодня вот в будний день отгул получил и решил время зря не тратить. Клев тут уж больно хороший. Так вот, приехал я к Верке – это сестру мою так зовут – и с утречка пораньше к озеру пошел. Иду я, значит, вдоль бережка, гляжу, в воде лежит что-то. Я сначала подумал, что коряга, пригляделся – мешок. Лежит он в воде, только часть его над водой торчит. Я сначала подумал, что кто-то гулял да мусор в воду бросил, но все же решил проверить. Подошел, пихнул ногой, а там что-то жесткое, точно заледенелое. Я ножиком мешковину резанул, а оттуда рука женская вывалилась. Струхнул я, чего уж душой кривить, да побежал звонить.

Веня не дослушал свидетеля, приблизился к реке. У самой воды стояли двое милиционеров из районного управления внутренних дел, одетых в синюю форму. У ног одного из них на камнях лежал самый обычный холщовый мешок.

Костин присел и потянул за край мешка. В прорез, сделанный в нем, тут же вывалилась женская рука, успевшая посинеть. Старший лейтенант побледнел и отшатнулся. На этой руке он увидел позолоченные часики с восьмиугольным корпусом, до боли знакомые ему.

Старший лейтенант нервно курил в теньке, то и дело тер подбородок. Руки его дрожали. То, чего он так боялся, свершилось.

Неподалеку у воды шла оживленная работа. Фролкин щелкал фотоаппаратом, Логвин совал Бармалею в нос какую-то тряпку, опера опрашивали местных мужиков. Кравцов присел, положив на колено командирский планшет и записывал показания перепуганного свидетеля Семина.

Когда Веню кто-то окликнул со спины, он вздрогнул и обернулся. Перед ним стояла Варвара Алексеевна Битюгова. Она была все в той же серой косынке и цветастом платье.

– Ну и что ты, родимый, маешься? Пошли-ка со мной, я тебя кое с кем познакомлю.

– Куда пошли? – не понял Веня.

– Вон к тем кусточкам! За ними соседка моя Зинка со своим Данькой тебя дожидаются.

– Какая еще Зинка? Что за Данька? Вы о чем?

– Да говорю же тебе, Зинка, это соседка моя, а Данька – сынок ее, самый младший. Ты же хочешь того изувера изловить, который мешок с трупом в озеро зашвырнул!

Веня все еще не пришел в себя. Он никак не мог понять, чего от него нужно старушке, сдававшей дом Ольге Соколовской.

Она подошла к нему, дернула за рукав и заявила:

– Хватит уже столбом стоять! Говорю же, пошли! Помнишь, я тебе про беспалого рассказывала? Так вот это он убийца и есть.

– Вы-то откуда знаете?

– Данька его видел.

Старший лейтенант понял, что это серьезно.

– Ну так пошли, посмотрим на этого Даньку, – сказал он.

Они сделали несколько шагов в сторону орешника, разросшегося неподалеку. Веня увидел круглолицую веснушчатую бабу лет пятидесяти с красными деревянными бусами на шее. Рядом с ней стоял белобрысый мальчишка в засаленной косоворотке и широких парусиновых штанах.

– Данька, а ну говори, кого ты тут в понедельник поутру встретил! – сказала ему Варвара Алексеевна.

Паренек посмотрел сначала на нее, потом на Веню и с хитрым прищуром спросил:

– Дяденька, а ты точно из милиции?

– Точно. А что, не похож?

– А у тебя пистолет есть?

– Есть! – Веня распахнул пиджак и показал мальчику «ТТ», торчащий из-за пояса.

Глаза парня загорелись.

– Дай подержать!

Соседка Битюговой Зинка тут же отвесила сыну затрещину.

– Я те дам подержать! А ну говори быстро, когда и где ты того беспалого видел!

Мальчишка надул губы, сложил руки на груди и заявил:

– Будешь меня бить, я никому ничего говорить не стану!

– Ах ты, стервец такой! Да я тебя!.. – Женщина снова замахнулась, но Веня погрозил ей рукой и проговорил:

– Не нужно бить мальчика! Простите, не знаю вашего имени-отчества.

– Зинаида Федоровна я! А этот сопляк – сынок мой.

– Позвольте, Зинаида Федоровна, я с вашим сыном с глазу на глаз переговорю. Не будете возражать?

Женщина махнула рукой.

Старший лейтенант обнял Даньку за плечи, отвел его метров на пятнадцать от зарослей орешника и сказал:

– Ну вот, теперь нам никто не помешает. Расскажи, кого ты здесь видел.

Парень видел, что мать и Варвара Битюгова пристально на них смотрят, повернулся так, чтобы они не могли разглядеть его лицо, и прошептал:

– Черт с ним, с пистолетом. Ты мне, дяденька, лучше папироску дай.

– Ух ты. – Веня аж присвистнул. – А давно ли ты куришь?

– Да уж почитай три года! – с гордостью ответил мальчишка. – Дай папироску, но так, чтобы мать не увидела, тогда все как на духу расскажу.