— Что ты делаешь? — возмутился он, выхватив у нее с руки уже забытую ею дымящую сигарету. — Тебе еще рожать моих детей.

Саша восприняла его слова как шутку, не замечая, что он совершенно серьезен.

— Будешь перед своим дедом выделываться, а сейчас отдай мне сигарету, — в ожидании она протянула к нему руку.

— Ага, сейчас, — сказал Макс и резким движением руки бросил сигарету в мусорное ведро.

Ее глаза сузились. Она готова высказать ему все, что думает о нем. Впрочем, ему уже не раз это приходилось от нее слышать.

— Может, приготовишь мне завтрак? — просит он все еще недовольным тоном.

— Как бы не так!

— Ладно, мне не особо и хочется, — лениво тянет Максим и, по-хозяйски порывшись в шкафчиках в поисках чашки, наливает себе кофе. Его взгляд падает на пачку сигарет, но Саша, поймав его, хватает злополучное «Мальборо» в руку. По-детски прячет за спину, в намерении отстоять во чтобы то ни стало.

Макс поставил чашку на стол и подошел к Саше.

— Отдай немедленно, — вкрадчиво говорит он.

— Тебе что, жалко?

— Чушь!

— Тогда отстань.

— Ни за что, — чеканит он каждое слово.

Макс зажимает ее ноги своими, не давая тем самым двигаться и, ловко обхватив руками, легко забирает слегка измятую пачку. Сильно скомкав «Мальборо» вместе с содержимым, он посмотрел Сашке прямо в глаза и демонстративно выбросил ее в окно.

Затем он смерил Сашу долгим взглядом, как будто решая, как с ней поступить. Но через несколько секунд, которые для нее длились невыносимо долго, он все же отпустил ее и немного отошел в сторону.

— Давно собирался бросить, — врет он.

Саша молча сверлит его взглядом.

— Собирайся, — говорит он.

— Черта с два. Можешь валить на все четыре стороны. Я тебе сегодня не компания, — шипит Сашка.

— Это не обсуждается, — настаивает Макс.

Саша скрестила на груди руки и сердито сузила глаза, словно говоря всем своим видом, что думает о его указаниях.

— Это ты так считаешь.

— Похоже, тебе очень нравится мне противоречить. Если я говорю белое, ты говоришь черное, лишь бы было по-твоему.

— Неправда. Иногда я тебе уступаю, и каждый раз это заканчивается катастрофой для меня.

— Лишь потому, что уступая, ты все равно продолжаешь мне сопротивляться. А ты не думала о том, что можно попробовать хоть раз полностью доверится мне?

Саша молчит, упрямо изучая коротко стриженые ногти на своих руках.

— Если тебе будет легче, то я никому полностью не доверяю. Только себе, — Ковалеву приходится прислушиваться, так как говорит она очень тихо.

— Почему?

Что-то щелкает у нее в голове. Словно какой-то механизм сломался, не выдержав постоянного давления. Как же тяжело всегда быть сильной! Она устала. Морально выдохлась. Очень хочется заплакать, выплеснуть все плохое из себя.

— Слишком… больно… Привыкать к кому-то, а потом терять… Слишком больно! — ее голос дрожит, передавая сильное волнение.

Макс недоверчиво смотрит на нее.

— Но если никого не любить, предпочитая одиночество… — он разводит руками в растерянном жесте. — Зачем тогда вообще жить?

На кухне повисло тяжелое молчание. Их взгляды уперлись друг в друга. В глазах Саши он видит безысходность и понимает, что будет сложно что-либо ей доказать.

— Ты боишься совершать ошибки, боишься кого-то подпустить слишком близко, ты заранее настроена на неудачу… Ты боишься жить.

Александра на несколько секунд задержала дыхание, затем с шумом выдохнула.

— Это моя жизнь и я вправе решать, как мне ее прожить… У меня есть любимая работа, есть… — она умолкает, внезапно сообразив, что ей нечего больше сказать.

Саша чувствует себя жалкой. Выдавив горькую улыбку, она продолжает:

— Меня все устраивает. Ясно тебе? И не надо меня учить, — это выглядело как показная бравада, но Саша даже себе не готова признать, что Макс прав. — И, я никуда не поеду сегодня.

Макс тихо опускается на стул.

— Кто тогда поможет мне придумать щенку имя? — решил сменить тактику он.

Саша понимает, что это детские завлекалки. Он бы ей еще конфету предложил. Но все же она не может промолчать.

— А, что хозяин так и не нашелся?

— Нет, и вряд ли найдется. Поселок у нас небольшой, сама знаешь. Дед обошел всех — ни у кого собака не пропадала.

— Как же она там оказалась? — недоумевает Саша.

— Видимо, кто-то специально вывез и бросил.

Саша ахнула.

— Но, как так можно? — возмущенно спросила она.

Макс лишь пожал плечами.

* * *

Вспоминая этот день, Саша готова была признать, что в целом он прошел хорошо. Они больше не ссорились, не затрагивали «опасные» для них темы, предпочитая говорить на нейтральные.

Макс приготовил свой фирменный плов на обед, предварительно закупив необходимые продукты в ближайшем супермаркете. Так как у Саши ничего, кроме замороженной пиццы и двух литров кефира, не обнаружилось.

Александра тихо сидела на табуретке и наблюдала за тем, как Макс виртуозно подготавливает необходимые продукты для блюда. Замочив рис в горячей воде, он принялся за нарезку овощей и мяса.

— В кулинарии, также как и в футболе, самое основное — иметь талант. Ну и желание, естественно, — говорил он, крупно шинкуя лук и морковь. — Но, если руки к этому не стоят, то лучше не травить ни себя, ни людей.

Саша улыбнулась и подумала, что последняя фраза ее точно касается. Она редко ела нормальную пищу, считая, что слишком хлопотно готовить для себя. На рестораны не хватало денег. Да и опять же — кушать среди толпы посторонних людей было неприятно. Даже в интернатской столовой она чувствовала себя скованно. Ела очень мало и, как следствие, до семнадцати лет была тощая как палка. Потом все само собой наросло, нимало расстраивая Сашу.

Она довольствовалась полуфабрикатами. Очень мало времени проводила на кухне, предпочитая перекусывать у ноутбука, пока готовила рабочий материал.

Плов у Ковалева получился просто божественно вкусным: рассыпчатый, но в тоже время не сухой, ароматный и нежный. Закрывая глаза от удовольствия, Саша с готовностью признавала — у Макса талант к кулинарии.

Она всегда считала себя достаточно самодостаточной личностью. Ковалева же, напротив, ограниченным человеком, полагая, что одна его извилина работает на поле, другая в койке. Но сегодня, наблюдая за ним, она почувствовала себя беспомощным ребенком возле опытного мастера.

К тому же в любом амплуа этот засранец умудрялся выглядеть как Бог, которому хочется внимать и, самое странное, подражать!