В последующие дни барьер, который разделял Шейлу и Грега, только вырос. Похоже, идея Грега оказалась несостоятельной. Ни уединение с детьми, ни прогулки вдвоем, ни красоты окружающей природы никак не отразились на отношении к нему Шейлы. Напряжение усугублялось не только ее нежеланием связать свою жизнь с Грегом, но и возросшим взаимным влечением. Если в большом особняке было легко разминуться, то здесь, в коттедже, им приходилось почти постоянно бывать вместе. Но стоило им оказаться в одной комнате, как вокруг них возникало электрическое поле, словно перед грозой. Долго продержаться в таком состоянии было трудно. Грег под разными предлогами старался чаще уезжать. Иногда в таких случаях Шейла оставляла детей на миссис Джонсон и уезжала в противоположную сторону, как правило в соседний поселок, и делала небольшие покупки. Благо миссис Джонсон всегда радостно соглашалась взять к себе двух очаровательных девчушек. Во время одной из таких поездок Шейла нашла фотостудию, где согласились быстро проявить отснятую на прогулке с Грегом пленку и напечатать фотографии. Фотографии, как ни странно, получились замечательными. Сидя в машине, она разложила их на сиденье, отобрала те, на которых был снят Грег, и долго всматривалась в суровые черты его лица. Особенно привлекательным показался ей профиль Грега крупным планом на фоне скал, озаренных солнцем. Эту фотографию она спрятала себе в сумочку, остальные вложила в фирменный конверт и, вернувшись в коттедж, положила на столик в гостиной вместе с пленкой.

После ланча Шейла, как всегда, уложила детей спать. Грег скрылся в своей комнате, чтобы поработать. Вымыв посуду, Шейла отправилась посидеть в небольшом садике за домом, где в окружении цветущих азалий стояла деревянная скамья. Здесь она вынула фотографию Грега. В его лице помимо суровости определенно было что-то страдальческое. Эти глубокие складки возле рта, задумчивый взгляд, устремленный вдаль… Она вздохнула — страдал он не из-за нее и никогда не будет. Зато эти сладострастные губы могли бы подарить ей райское наслаждение, как дарили уже не раз. Что еще остается на ее долю? Суровость Грега?

— Интересно, что ты во мне пытаешься разглядеть? — услышала Шейла голос Грега и вздрогнула от неожиданности. Он смотрел на свою фотографию из-за ее плеча.

Как он нашел ее и почему она не услышала его шагов? Прятать фотографию было поздно.

— Знаешь, на этой фотографии ты напоминаешь мне Бетховена, — солгала Шейла.

— Не вижу никакого сходства, — пожал плечами Грег.

— Естественно! — оживилась Шейла. — Все знают портрет Бетховена в старости, когда он уже был знаменитым и глухим.

— А ты видела его в молодости? — насмешливо спросил Грег.

— Ну… возможно, мне только показалось, что ты похож на него, — пробормотала Шейла, упорно глядя на цветы.

— Не понимаю, откуда в тебе склонность к мазохизму? — Грег задумчиво смотрел на нее.

— Начинаем все сначала? — устало спросила Шейла.

— Тебя хлебом не корми, только дай пострадать. Может, тебе нравится роль неудачницы? Ты так легко рассталась с карьерой пианистки! Я знаю, что тебе прочили большой успех, но ты предпочла все бросить. Только не говори, что сделала это из-за дочери. У тебя была возможность вызвать сюда родителей и вернуться к концертной деятельности. Разве я не прав?

— Решил заняться психоанализом? — попыталась улыбнуться Шейла, но улыбка не вышла. Слова Грега поразили ее. Она никогда не задумывалась, как ее оценивают со стороны. Ей казалось, что она поступила правильно, когда пожертвовала карьерой ради Алины. И несчастной она себя не считала! — Зачем ты мне все это говоришь? — спросила она с каким-то злым отчаянием.

— Складывается впечатление, что ты просто боишься выйти за рамки своих представлений. Ложные они или нет, не мне судить. Но ты боишься нового, боишься даже себя.

— Неправда! — воскликнула Шейла, возмущенная нелепостью его обвинений.

— Правда, Шейла, что ты большая трусиха! Истинная страсть тебя пугала всегда, и это мешало тебе в твоем творчестве. Я не пропустил ни одного твоего концерта в Лос-Анджелесе. Стоило тебе совершить прорыв — и ты сразу сбегала, пряталась. От кого? Да от самой себя! Так случилось четыре года назад, этому я свидетель. Возможно, с тобой случалось такое и раньше, я не знаю. Я еще многого о тебе не знаю. Ты как закрытый ларчик, ключ от которого находится внутри. В одном я уверен, поскольку заметил это давно. В тебе много страсти, которую ты подавляла на протяжении всей своей жизни.

Шейла поняла, о каком бегстве говорил Грег. В горле стоял ком, сердце рвалось на части. Он несправедлив к ней! В ту ночь, когда была зачата Холли, он просто воспользовался ее состоянием! Не посчитался с ее переживаниями из-за потери Кевина! Стыд преследовал ее во время гастролей по Европе! Она страдала! Как смеет он сейчас говорить ей такие слова!

— Судя по твоему лицу, ты правильно поняла меня. В горе ты потеряла контроль над живущей в тебе страстью, и она вырвалась наружу при первом удобном случае. Судя по заметкам о твоих выступлениях в европейских столицах, та ночь пошла тебе на пользу.

— Хватит! Замолчи! — крикнула Шейла.

— Рождение дочери снова позволило тебе укрыться в маленький тесный мирок, где вместо живого покладистого Кевина стоял его портрет. И ты жила воспоминаниями о нем. Надеешься прожить так остаток своей жизни?

— Тебя моя жизнь не касается! — отрезала Шейла в запальчивости. Как же не касается, если в его власти лишить ее дочери? Действительно, ей никогда не было свойственно потакать своим страстям. И она гордилась этим как добродетелью, потому что так ее воспитывали. — Ты лучше в своей жизни разберись, Грег. Страстная ночь, проведенная со мной, не помешала тебе вскоре жениться на Джессике. Никто не знал ни о твоей измене невесте, ни о моей измене покойному мужу. Думаешь, мне было легко?

— Я понимаю, что тебе было нелегко растить вашу с Кевином дочь одной. Тебе не повезло. Но ты могла обратиться к нам с матерью за помощью и поддержкой. У тебя было это право, но ты им не воспользовалась. Почему? Сгорала со стыда? — насмешливо произнес Грег.

— Представь себе, да! — резко сказала Шейла, покраснев.

— Сейчас у меня есть возможность загладить свою вину перед тобой. Но ты отказываешь мне! Пеняй на себя! — Лицо его ожесточилось. Грег отвернулся и пошел к дому.

Шейла смотрела ему вслед со смешанным чувством изумления и досады. Впервые он заговорил о себе, а не о детях.

После этого разговора все стало еще хуже. Правда, Грег закончил свою часть работы над проектом и теперь отлучался из дома на весь день. К тому же заболела Холли. Утром с ней было все в порядке, а после дневного сна девочка стала капризничать. Шейла решила, что причина в погоде. День выдался душным и жарким. Она стала чаще поить детей соком. Она разрывалась между домашними хлопотами и детьми, и все-таки ей не хотелось звать на помощь миссис Джонсон. Та жаловалась на сердце с утра. Вечером по-прежнему было нечем дышать. Шейла искупала детей, уложила их пораньше спать, потом сама приняла ванну. Стемнело, а Грега все не было. Оставив ужин для него на плите, она решила не дожидаться его.