потом и последний кусочек головоломки встал на своё место: нашёлся ящик Саны с чёрным одеянием и алым от крови ножом.

Она призналась нам той ночью, радуясь, что всех перехитрила. Она торжествовала. Изголодавшиеся люди доведены до отчаяния и готовы принять что угодно – и она решила, что принесёт им то, чего они желают. Она – истинный лидер, воительница – принесёт им победу. Люди надеялись, что наступит мир, однако Сана желала битвы.

С ужасом я воображаю город, в который мы направляемся. Остался ли там хоть кто-нибудь из моих добрых друзей? К тому же Мел так мало знает о Фетерстоуне и о жизни в городе… Как бы мне её подготовить? Её ожиданиям не суждено сбыться.

– Когда я в первый раз ехала с Саной по лесу, она рассказала о встречах с посланцами из Сейнтстоуна – вóронами. – Я настороженно оглядываюсь на Мел. Она, конечно, знает, что вóроны существуют, однако мы с ней ни разу о них не говорили. – Сану охотники из Фетерстоуна брали на эти встречи, ещё когда она была совсем маленькой. Вóроны собирали в Сейнтстоуне еду, лекарства, одежду и передавали всё это в Фетерстоун. Мне кажется, на этих встречах пустые и отмеченные порой собирались у костра, вместе ужинали, делились новостями, рассказывали легенды, будто они друзья или добрые знакомые.

При этих словах Мел неожиданно выпрямляется в седле.

– Что ещё ты знаешь о вóронах? – спрашивает она.

Голос рассказчицы звучит безучастно, и я снова бросаю на неё острый взгляд.

– Меньше, чем хотелось бы, – признаю я. – Обель, Оскар и Коннор были и остаются вóронами. Они верят, что пустые не заслуживают такого обращения. И раньше делились с ними едой, одеждой и новостями. Мне кажется, отец тоже был среди вóронов или, по крайней мере, помогал им чем мог. Поддерживал. Подробностей я не знаю, и кто ещё состоял в обществе – тоже.

Больше на Мел я не оглядываюсь, а она молчит. Бóльшую часть пути рассказчица погружена в собственные мысли, смотрит вокруг, восхищённо следит за игрой света на листьях, любуется пляской теней.

Глава двадцать третья

– Осталось перейти реку, – показываю я вперёд. – Вот здесь. Ты не передумала?

Мел качает головой, и мы направляем лошадей на мост. Мне вдруг вспоминается история, которую рассказывал отец: козы цокали копытами по мосту, а тролль рычал, что съест их. Мне не нравилась эта сказка – я пугалась, думала, кто или что ещё прячется под мостом, выжидая удобного момента, чтобы выпрыгнуть.

До города ещё далеко, однако теперь мы на землях Фетерстоуна. Я вздрагиваю от каждого звука и стараюсь не поддаваться убаюкивающему журчанию реки.

На удивление, останавливает нас не патруль, а друг. Он стоит, подняв руки, а на его лице сияет широкая улыбка.

«Оскар».

– Тпру! – мягко обращается он к лошадям, и они послушно замедляют шаг, ничуть не испугавшись.

Он точно знает, как себя вести. С ним всегда так. Оскар подходит к моей лошади и кладёт ладонь ей между глаз, что-то приговаривая шёпотом и поглаживая животному шею.

«Ох, мне бы сейчас на место лошадки».

Оскар смотрит мне в глаза, и я тут же заливаюсь краской.

– Вот уж кого не ожидал здесь встретить, – говорит он удивлённо.

На его улыбку нельзя не ответить, и я не сопротивляюсь.

Мы с Мел спешиваемся и ведём лошадей в поводу, следуя за Оскаром. У меня кружится голова. Все разговоры Оскар посоветовал отложить на потом. Быть может, голова моя кружится от долгого покачивания в седле, а может, от встречи с Оскаром и от радости – с ним всё в порядке. Оскар уводит нас в сторону от дороги, по которой я направилась бы в город. Говорит, что осторожность не помешает. Он часто оглядывается, смотрит на меня с той самой улыбкой, которая слепит сильнее солнца.

Мы выходим на небольшую полянку – когда-то здесь рухнуло дерево. Укоренившиеся ветви разрослись во все стороны, в пробивающихся к земле лучах солнца сучья и корни, покрытые пушистым мхом и бледными ростками лишайника, кажутся живыми. На поляне стоит шалаш, рядом с ним, у пылающего костра, сидят Тания и Соломон. Они встречают нас удивлёнными взглядами и вскакивают на ноги. Тания до боли крепко обнимает меня, и я с невероятным облегчением вздыхаю.

– Мне столько нужно тебе рассказать, – шепчу я, прижавшись к её плечу. – Галл жива, ничего страшного с ней не случилось. («Хоть бы всё так и было!») Вот только мне не удалось взять её с собой.

– Расскажи мне всё как есть, Леора, ничего не скрывай, – просит Тания.

От её волос пахнет древесным дымом, и я чувствую, будто вернулась домой. По крайней мере, в одно из тех мест, которые я называю домом.

Оскар привязывает лошадей, а Мел оглядывает всех с таким видом, будто ещё секунда – и она развернётся и сбежит: кулаки сжаты, костяшки пальцев побелели, дышит она часто и неровно. Странно. Я думала, что рассказчица и здесь не изменит своим величественным привычкам. Войдёт в Фетерстоун как королева, высоко подняв голову, и скинет плащ, представ во всей красе. Однако в лесу Мел сжалась и даже как будто сгорбилась. Она смотрит на чистую, без единой метки кожу Тании и Соломона, и я вижу, каких трудов рассказчице стоит не показать годами впитанные страх и отвращение.

Тания делает первый шаг.

– Мы рады вам. – Тания протягивает Мел обе руки. – Я Тания, это Соломон и Оскар. С Оскаром вы, наверное, уже знакомы. Леора нам как дочь. Мы счастливы, что она вернулась. И вдвойне рады видеть её с подругой.

Доброта Тании неизменна. На неё можно положиться, как на свет полярной звезды. Она никуда не денется, как мороз зимой. К глазам подступают слёзы, и я быстро опускаю голову: «Как там сейчас её дети, в Сейнтстоуне? Сын в тюремной камере, а дочь… Я даже не знаю, где она. Лонгсайт обещал, что с Галл ничего плохого не случится».

Мел опускается на колени, берёт Танию за руки и, коротко поклонившись, произносит:

– Меня зовут Мел. Я пришла с миром. Благодарю вас за радушие.

Только я понимаю, с каким трудом ей дались эти слова. Я вижу Белую Ведьму на коже рассказчицы и представляю, как она проклинает Мел за её предательство.

– Мы не богаты, – говорит Соломон, показывая на свёрнутые одеяла, на которых сидят у огня. – Но рады поделиться тем, что имеем. Проходите, садитесь. Вас, наверное, мучает жажда?

Вскипятив над костром воду, Соломон разливает и приносит нам что-то вроде чая – в чашках плавают жёлтые листья. Мел осторожно прихлёбывает горьковатый бодрящий напиток.

«Ах, Мел! Ей всегда доставалось всё самое лучшее. Вряд ли