Он довольно радушно попрощался с бывшей супругой.

«Странно, – подумал Валерий Петрович, – на сей раз мы с Юлей даже не поругались».

* * *

Шел одиннадцатый час вечера. После ухода щебетуньи Любочки, после разговора с тарахтящей экс-женой в доме стало тихо, как в гробу. Только с Советской слышалось, как шумят своими кронами тополя, высаженные вдоль центральной улицы. А когда случался сильный порыв ветра, гул тополей подхватывала гигантская береза на участке. Если ветер продолжал упорствовать, прочим деревьям начинали вторить сосны. И глухо ударяли о землю падающие яблоки.

Валерий Петрович подумал, что он очень давно не слышал шума деревьев. В столичных дворах они, как правило, не вымахивают вышиной с дом: или гибнут от жуткой экологии, или их сбривают жильцы, которым деревья застят свет…

Ходасевич вспомнил, как шумели деревья в Провансе… И как – на Лазурном Берегу… И еще – в Галисии… И в Крыму, куда они ездили с Юлечкой в свадебное путешествие…

Полковник мотнул головой, отгоняя совершенно никчемные воспоминания.

Он открыл свой блокнот и позвонил полковнику Ибрагимову. Спросил, появились ли данные по сотовому телефону пропавшей.

– Ну, ты и торопыга! – засмеялся Ибрагимов. – Скажи спасибо, что мы вчера успели твой запрос в сотовую компанию перекинуть. У одного моего сотрудника как раз к ней имелись вопросики – вот мы тот номер, что тебе нужен, в его список и включили.

– С меня виски, – пробормотал Ходасевич.

– И не просто виски, а «Блю Лейбл»!

– Хорошо. Только ты тогда пробей по своим каналам нескольких фигурантов. Может, на них у нас в базах что имеется.

Ибрагимов пребывал в благодушном настроении. Возможно, сытно поужинал. Или опрокинул пару бокалов пресловутого виски. Или обыграл в преферанс компанию сослуживцев… В точности неизвестно, однако – хотя и проворчал, что одни только непоседливые идиоты вроде Ходасевича занимаются делами субботним вечером – фамилии жильцов с листвянской улицы Чапаева записал. И художницу Любовь Перевозчикову, и соседа Василия Елистратова, и пианиста Ковригина, и Марушкина с женой Ольгой, и бандитоподобного Жучкова. И еще, на всякий случай, все семейство гостеприимных хозяев: Елену Ивановну, Станислава Петровича и Ивана Станиславовича Бартеневых.

– Одной бутылкой ты не отделаешься, – пробормотал на прощание Ибрагимов.

– Олег, побойся бога – обирать пенсионера!

– Знаем-знаем, сколько вы, частные детективы, зарабатываете…

На этой полушутливой ноте полковник закончил разговор. Покурив на крыльце, отправился в спальню.

Заканчивался его первый день на чужой даче. Первый день следствия.

Сквозь сон он слышал, как среди ночи возвратился домой с гулянки Ванечка Бартенев, как он укладывается на веранде и роняет стулья, но вскоре опять уснул.

На даче, на свежем воздухе, под шум деревьев, ему спалось необыкновенно сладко.

Одна из привилегий старости – скрупулезно соблюдать созданные самим собой ритуалы.

Первую утреннюю чашку кофе Валерий Петрович всегда пил под бубуканье новостей из телеприемника.

В загородном домике Аллы Михайловны телевизоров имелось два – но почему-то на обоих ужасно ловились главные российские каналы. Картинки и «Первого», и «России», и НТВ оказались покрыты рыже-красной рябью. Зато неплохо принимались второстепеннейшие «Звезда» и «Спорт». И, главное, вполне приемлемо показывал «Евроньюс».

Проснувшись, Ходасевич сделал себе на кухне добрую чашку растворимого и уселся на тахту супругов Бартеневых смотреть новости европейского значения. Первый же заголовок восьмичасового выпуска имел непосредственное отношение к России. Диктор провещал по-западному отстраненным тоном: «Вчера в Москве в подъезде собственного дома была застрелена обозреватель еженедельника «Новости» Анна Вержбицкая. Анна Вержбицкая, журналистка и правозащитница, стала известной благодаря своим откровенным и нелицеприятным для российской власти репортажам с Северного Кавказа. Представители правоохранительных органов заявили, что убийство журналистки носит, скорее всего, заказной характер. Руководители Евросоюза, а также президент США уже выступили с заявлениями, в которых говорится об их озабоченности случившимся. Они призвали российские власти тщательно и беспристрастно расследовать совершенное преступление». Закадровый текст сопровождал политкорректный, однако жесткий видеоряд: лужа крови возле лифта, милицейское оцепление вокруг подъезда убитой, плачущие женщины, самодельный плакат с фотографией Анны, горы гвоздик, возложенные на тротуар перед ним, и зажженные свечи…

Полковник не был лично знаком с погибшей. И статей ее прочел лишь пару и посчитал их тенденциозными, ангажированными – причем ангажированными противной, кавказской, стороной. Однако убитую молодую женщину – с фотографии, украшенной траурной лентой, смотрело открытое, вдохновенное лицо – ему было искренне жаль.

Валерий Петрович подумал, что преступление вряд ли будет раскрыто. Ведь не нашли убийц Александра Меня, Димы Холодова, Влада Листьева, Пола Хлебникова… И еще сотен россиян, павших то ли в информационных, то ли в финансовых войнах… Да, времена… На десять громких убийств приходится лишь одно раскрытое, доведенное до суда и до приговора… Следователи списывают в архив даже резонансные убийства… Оперативники ловят мелкую сошку… А судьи осуждают в лучшем случае исполнителей, но никак не заказчиков…

Что, спрашивается, при подобном информационном фоне, остается делать тем, кто пострадал от простых преступлений? Только хвататься за соломинку – вроде как родные пропавшей Аллы Михайловны бросились за помощью к Валерию Петровичу… А ведь, по сути, он совсем не сыщик-профессионал. Да он сроду в своей жизни никого не искал – если не считать, конечно, того предателя в парижской резидентуре двадцать лет назад… Или, например, однажды им вместе с Маратом пришлось участвовать в обратной операции. Тогда человек бесследно исчез в Бельгии – а потом вдруг объявился в СССР, с другим паспортом, именем и даже лицом… На сём, собственно, и исчерпывался весь опыт полковника по части исчезновений и находок…

Выпив первый утренний кофе (без сахара и сливок), Ходасевич изобразил подобие зарядки. Несмотря на лишний вес и съеденную курением дыхалку, ему удалось сделать несколько отжиманий, наклонов, приседаний. Теперь пора в душ, а потом позавтракать по-настоящему…

В этот момент раздался громкий звонок. Звонили в калитку. Полковник чертыхнулся и натянул безразмерные спортивные шаровары. Вышел из комнаты.

На прохладной террасе, укрывшись с головой, спал сын хозяев Ванечка. На полу у постели валялись брошенные в беспорядке кроссовки, одежда и плеер с наушниками.

Валерий Петрович вышел с террасы в солнечную осень и потопал по бетонной дорожке к калитке – вдоль кустов крыжовника, малины и сирени, мимо пары перекопанных грядок и стриженого газона, в котором запутались рыжие пятаки березовых листьев. Парок поднимался от его дыхания и от разгоряченного зарядкой тела. Несмотря ни на что, за городом было хорошо.