– Вы это куда? – осведомился он, оглядев Людмилу. – Написано же, что вход воспрещен!

– А мне нужно в лабораторию, – зачастила Людмила. – Я насчет анализов. У меня там что-то напутали, вот я и хочу с лаборантом поговорить. Это ведь лаборатория?

– Это, может, и лаборатория, – неприязненно ответил дядька, – да только не та, которая вам нужна!

– Как – не та? Почему не та?

– Потому, дамочка, что вы, как я вижу, покуда живая. А эта лаборатория па-то-ло-го-анатомическая! – Выговорив трудное слово, сторож перевел дыхание и на всякий случай пояснил: – Тут исключительно жмурикам анализы делают. А вам, дамочка, нужна кли-ни-ческая лаборатория.

– Ну да, клиническая… – честно призналась Людмила. – А она разве не здесь?

– Клиническая – она в главном корпусе. Это вы обойдете морг, пройдете мимо котельной и дальше по дорожке…

– Вот оно что… – разочарованно протянула Людмила. – Выходит, это меня неправильно направили…

– Выходит! – подтвердил сторож и всем своим видом дал Людмиле понять, что более ее не задерживает.

Она развернулась и вышла на улицу.

На пороге лаборатории нос к носу столкнулась с высоким загорелым мужчиной в черном плаще. Он извинился, посторонился, пропуская ее, и проводил долгим взглядом.

Людмила привыкла к постоянному, иногда излишне назойливому вниманию со стороны мужчин, но взгляд этого незнакомца ее почему-то насторожил.

И еще… что-то в его внешности показалось ей удивительно знакомым, хотя она была уверена, что никогда прежде его не встречала. Почему же ей так знакомы эти узкие, неприязненно поджатые губы и подбородок с трехдневной щетиной?

Людмила отбросила эти несвоевременные мысли и быстро зашагала обратно, к главному зданию больницы.

На этот раз она вошла в просторный холл и спросила девушку в окошке справочной, где найти клиническую лабораторию. Та отправила ее на второй этаж.

Клиническая лаборатория занимала целое крыло, отделенное от остальных помещений высокой застекленной дверью. Людмила вошла внутрь и сразу почувствовала специфический и неприятный запах – остро пахло какой-то химией, дезинфекцией и болезнью. Пожилая нянька сосредоточенно возила по полу тряпкой. За столиком посреди коридора сидела дежурная медсестра в белоснежном крахмальном халате и читала какой-то глянцевый журнал.

Людмила подошла к ней и осведомилась:

– Скажите, как мне найти Стриженко?

– Стриженкову, – поправила ее сестра, неохотно отложив журнал. На лице ее проступило выражение сочувствия и любопытства.

– Ну да, я так и сказала.

– А вы ей кто? – спросила сестра строго.

– Я? – Людмила на мгновение растерялась, но тут же ответила: – Я ее родственница, двоюродная сестра.

– Сестра-а? – переспросила та недоверчиво. – Если сестра, как же вы не знаете?

– Не знаю – что?

– Нету Любы, – проговорила медсестра с тяжелым вздохом.

– Выходная она, что ли? Или в отпуске?

– Да говорю вам: нету ее! Умерла Люба!

– Как умерла? – растерянно переспросила Людмила.

– Как все… не знаете, как люди умирают?

Недоверчиво взглянув на Людмилу, она добавила:

– Если вы ее сестра, хоть и двоюродная, должны были знать!

– Уезжала я, – пролепетала Людмила, и вдруг стены больницы медленно закружились, а пол поплыл из-под ног, как палуба корабля.

Медсестра вскочила, подхватила ее под мышки, усадила на стул и поднесла к носу ватку с нашатырем.

– Надо же, как расстроилась, – бормотала она. – А я думаю, как же сестра, если ничего про нее не знаешь… выходит, правда сестра… ты извини, что я так с тобой говорила… надо было подготовить, а то я тебя сразу так огорошила…

– Ничего, – слабым голосом отозвалась Людмила. – А как она умерла? Здоровая же была, ничем не болела!

– Точно, не болела… – подтвердила медсестра. – Под машину она попала. Сразу насмерть… Машина, которая ее сбила, скрылась, так и не нашли. Полиция, конечно, приходила, вопросы всякие задавали, а только что мы знаем?

– А я уезжала, – монотонно повторяла Людмила, – долго меня не было. Уезжала далеко и надолго. Приехала, хотела Любу повидать… а тут такое дело…

– Может, тебе полежать немножко? – причитала медсестра. – А то на тебе совсем лица нет. У меня тут есть кушеточка, полежишь полчасика, отдышишься…

– Да нет, некогда мне! – Людмила встала. Голова и правда перестала кружиться.

– Ну, как знаешь!

Медсестра снова погрузилась в свой журнал, а Людмила направилась к выходу из лабораторного крыла. Однако, когда она уже взялась за ручку двери, ее окликнул негромкий голос:

– Эй, девонька, зайди на минутку!

Обернувшись на голос, девушка увидела пожилую няньку в синем вылинявшем сатиновом халате, которая только что протирала пол в коридоре. Теперь она с заговорщицким видом выглядывала из подсобки, подмигивая Людмиле обоими глазами.

– Вы мне? – удивленно спросила Людмила.

– Тебе, тебе! – Нянька поманила ее пальцем. – Зайди ко мне, я тебе кое-что скажу!

Людмила оглянулась на дежурную медсестру и неуверенно шагнула в подсобку.

– Ты ведь про Любу Стриженкову спрашивала, – проговорила нянька, прикрыв за ней дверь.

Оказавшись вблизи от няньки, Людмила почувствовала, что от нее ощутимо пахнет спиртным.

– Ну, допустим, – уклончиво ответила она, жалея, что поддалась минутному порыву.

Нянька вдруг пригорюнилась, громко шмыгнула носом и жалостно проговорила:

– Жалко Любочку… Вот так живешь, живешь, ничего себе плохого не думаешь, и вдруг – раз! – и нету тебя… а главное, и живешь-то в бедности, каждую копейку считаешь, кусок лишний позволить себе не можешь… вот я, к примеру, такие гроши получаю, что и сказать-то неприлично! Горбатишься тут день и ночь…

Людмила поняла намек и протянула няньке купюру. Та жадно блеснула глазами, мгновенно спрятала деньги в карман и заговорила, таинственно понизив голос:

– Тут, значит, приходила к Любе одна, вроде тебя, симпатичная, одета тоже хорошо, прямо как ты, только черненькая, дня за три до того, как Люба померла…

– Черненькая такая? – заинтересованно переспросила Людмила. – С длинными волосами?

– Зачем с длинными, – возразила нянька, – короткая такая стрижка, под мальчика. Вот ты скажи, девонька, зачем вы себя уродуете? Вот зачем вы себе этот, как его… миникюр отращиваете? Какая в нем красота? Особенно еще в такой несуразный цвет покрасите, что прости господи! У кого красный, у кого вовсе коричневый… получаются руки, прости господи, как у покойницы!..