Почему-то с годами мне все больше жаль отца. Мягкий добрый человек, который старался не конфликтовать ни с кем, образцовый отец и семьянин – он был по воле судьбы и истории императором такой огромной страны, как Россия. Ему не хватило жестокости и твердости, чтобы управлять империей – все это и привело к такому печальному концу и страну, и нас. Каждый раз, когда я допускаю такие мысли в отношении моего папы, я молюсь и прошу у него прощения. Я не должна так думать и говорить, но это, увы, правда.

После отречения папы мы жили во дворце Царского Села – в напряжении, горечи и слабой надежде. Чтобы не сойти с ума и как-то отвлечься, мы решили разбить огород в парке и заняться простым физическим трудом. Но что бы мы ни делали, отвлечься от своего положения мы не могли, грозная тень будущего витала над нами…

Однажды, я поймала бабочку, а когда разжала руку, она была мертва, проходившая мимо Татьяна сказала мне с упреком:

– Анастасия, можно ли лишать жизни живое существо? Посмотри, она была полна надежд и красоты, а ты ее убила…

Я не выдержала и со слезами побежала в глубь парка. Упав на землю, я плакала и молилась, чтобы все с нами было хорошо, чтобы мы уехали куда-нибудь и зажили бы там большой дружной семьей, как всегда. Я отчаянно молилась, и просила Бога, и верила, что моя страстная молитва поможет осуществиться этим просьбам.

Разговоры между отцом и матерью были тревожными. Часто упоминались фамилии Керенского, Милюкова, позже к ним присоединилось слово «большевики». Так называлась партия, которая стремилась установить в России беспорядки и хаос. При упоминании о большевиках отец хмурился. А лицо матери выражало гнев и презрение.

Дальнейшие события в моей голове путаются, наверное, от того, что удары судьбы сыпались один за другим, и психика в какой-то момент устала справляться с ними, выставила защитный барьер, уничтожив все неприятные моменты, залив их беспамятством, как случайно опрокинутые чернила заливают белый лист бумаги.

При слове «Тобольск» встает серая пустота, дыра, изъеденная болью и страхом за родных.

Отец часто говорил, что вокруг ложь, предательство и обман. И если бы люди, окружавшие нас, вели себя по-другому, мы бы не оказались в том положении, в каком находились сейчас.

Теперь я понимаю, что мама и папа щадили нас, детей, не позволяя панике или страху окончательно завладеть нашими душами. Конечно, нам было страшно. Тревожно и неуютно. Конечно, мы понимали многое, но не все. Родители осознавали тяжесть нашего положения намного больше, но их задача была оберегать нас. Теперь я могу понять: как же им приходилось тяжело! Невыносимо тяжело! И папа, и мама были людьми чуткими, страдающими, бесконечно переживающими за нас, детей. Семья была центром жизни наших родителей. И горькая ирония судьбы состояла в том, что они стояли во главе огромной империи.

Управлять Россией могли Иоанн Грозный, Петр I, Екатерина Великая, мой дедушка Александр III. Волевые, сильные личности, даже порой жестокие. Мой отец и сам понимал, что роль помазанника Божьего не для него, и с охотой уступил бы трон более достойному преемнику. Но судьба и история распорядились именно так.

Конечно, я не должна говорить таких слов о своем любимом отце, но последующие события показали, что милый папа с его мягким характером оказался в паутине лжи и предательства. Его доброта в конце концов и погубила и его, и всю нашу семью…

Во время ссылки отец с матерью беседовали между собой о причинах, которые привели к бедственному положению. Разговоры были тревожными. Как сдерживалась моя матушка – я до сих порне понимаю. Но, видимо, Бог, если посылает испытания, посылает и силы. Моя мама, которая часто плакала во дворце и была подвержена смене настроения, вдруг проявила большую твердость духа. Более того, она укрепляла отца, до конца выполняя свой долг жены и матери.

Их разговоры я помню обрывками, я ведь была так юна и не всегда до конца понимала смысл услышанного.

– Все было продумано, – часто говорил отец. – О, это настоящие предатели и дьяволы. Как я теперь понимаю, был разработан план, и я попал в расставленную мне ловушку, сам того не подозревая. – Отец тяжело дышал. Видимо, возвращаться к тем событиям для него было не просто мучительно, а больно. – Как я не догадался, что этот поезд уже отправлялся прямиком в ад? Я поверил, что той дорогой ехать опасно, и согласился изменить путь. О, если бы я знал, к чему это приведет! – Наступила пауза. По щеке отца сползла слеза. Он быстро вытер ее. – Все эти трусливые, продажные генералы, которые без зазрения совести нарушили присягу, пошли против офицерской чести и совести… Как я мог угодить в расставленную ловушку?

– Если бы был наш Друг… – тихо и печально сказала мама. – Он бы не попустительствовал нашим врагам. Его молитва рассеяла бы мрак, что сгущался над нами.

О Распутине мама говорила часто – с оттенком бесконечной грусти. Мне кажется, она не воспринимала его мертвым, он был для нее по-прежнему живой. Один раз я слышала, как она тихо сказала:

– Ну что, Григорий, видишь в каком мы невыносимом положении? Помолись за нас, раб Божий, наши молитвы уже не доходят до Бога. Как нам не хватает тебя! Твоей твердости, разумения, веры истинной. А Алексеюшке без тебя плохо… – Дальше мама начала молиться, тихо, страстно, убежденно.

– Григория уже нет, – сказал отец, как мне показалось, с оттенком тихой досады. – Аликс, он ушел.

– Да-да, я понимаю. Но сердцем я еще в тех днях беспечальных.

– Аликс, милая, будем тверды и укрепимся в вере. Думаю, наш друг хотел бы от нас того же самого.

Будущее тревожило родителей. Еще один разговор мамы и папы врезался мне в память.

– Аликс, это конец, они не отпустят нас, – сказал отец печально. – Свою добычу дьявол обычно держит крепко. Я готов принять любой конец, но что будет с вами: с тобой и детьми? Вот этого я не могу пережить…

Мама всхлипнула, но не расплакалась.

– Ники, будь тверд до конца. Господь не оставит нас, мы должны быть сильными, мы не только люди со своими слабостями и горестями, мы – самодержцы Российские, помазанные на престол самим Господом Богом. Будем же достойны своей участи, уготованной нам свыше.

Никогда раньше я не слышала от матери таких слов. Напротив, она иногда, еще во дворце, говорила отцу, что хорошо бы все бросить и зажить спокойной жизнью простых обывателей. И вспоминала при этом Англию, ее зеленые лужайки и тихую спокойную жизнь на природе. Такие разговоры отцу не нравились, и он старался переводить тему. В прошлой жизни я слышала это не так уж часто, самые важные вопросы отец с матерью обсуждали все-таки наедине, а не при нас, детях, или посторонних. Но все-таки по отдельным словам и репликам можно было понять, что эти разговоры происходили регулярно. Но в те дни, напротив, мама ни разу не вспомнила о своем желании. Ее твердость восхищала и поражала.

– Да, конечно, Аликс, я все понимаю, – в голосе отца слышалась бесконечная грусть. – Благодарю тебя за все, моя дорогая. Благодаря тебе моя жизнь обрела подлинное счастье…