Командующий этим войском Чиканда послал подарок мономотапе и сообщил, что он изменит Чунзо и станет вассалом мономотапы при условии, если ему будет дано право владеть районом, который он занял. Мономотапа согласился на это, но через два года, когда Чиканда ограбил нескольких рабов, занимавшихся торговлей по поручению своих хозяев-португальцев, война была возобновлена. Жители Сены и Тете сформировали армию, состоявшую из 75 португальцев и 2000 африканцев. Во главе войска стал капитан Тете Бельчиор де Араужу. К ним присоединились 30 000 воинов мономотапы. Обнаружив лагерь Чиканды, в котором находилось 600 воинов, каранга и португальцы подвергли его осаде, обстреливая из кремневых ружей. Поняв, что его положение безнадежно, Чиканда предложил сдачу при условии, что будут пощажены его люди. Мономотапа не согласился на это. Тогда ночью группа осажденных предприняла попытку вырваться из окружения, и Чиканде и нескольким его приближенным удалось ускользнуть от врагов. На следующее утро осаждающие ворвались в лагерь, убили оставшихся там воинов и захватили большую добычу.

После этого португальцы вернулись в Тете и Сену, получив благодарность мономотапы, а также разрешение свободно пересекать земли и носить оружие в его стране — привилегия, которую они не имели прежде. Узнав об этом, король Испании и Португалии Филипп потребовал подробной информации об этих событиях от вице-короля Индии.

Между тем империя Мономотапа попала в полосу острого внутреннего кризиса. Ослабление центральной власти, а также привилегии, пожалованные мономотапой европейцам, имели своим следствием целую серию новых восстаний. Многие князья, воспользовавшись как предлогом казнью нингомоаша, отдалились от мономотапы и заявили, что они не признают больше верховной власти правителя, который служит белым чужеземцам. Один из вождей поднял крупное восстание и овладел районом Тавара. На помощь мономотапе явился португальский отряд во главе с Франсиску де Куньей. Услышав о приближении объединенных войск португальцев и мономотапы, повстанцы бежали в крааль одного вождя, который, как они полагали, был к ним дружески настроен. Но этот вождь отказался предоставить им убежище и, отрубив голову вождю повстанцев, отослал ее мономотапе. После этого другой повстанческий командующий, человек огромной энергии и незаурядных способностей по имени Матузианье, о котором говорили, что раньше он был пастухом, стал главой инсургентов и повел войну столь искусно, что в течение нескольких лет стал хозяином почти всей страны.

Многочисленные сведения об этом восстании, принявшем в 1607 г. исключительно широкие масштабы и охватившем всю страну, сообщает Бокарро. Эти сведения подтверждаются данными Б. де Резенди (около 1630 г.), который считает возмущение аборигенов следствием португальской политики аннексий, подавления и грубого вмешательства в дела местных жителей. Сохранилось любопытное письмо мономотапы (1652).

В нем мы читаем: «Мы повелели монаху Джованни крестить нас и нашу супругу-королеву. Монах Сальва-Розари был нашим крестным отцом и нарек нас именем Домингуш… а королеву — именем дона Луиза. Затем мы приказали креститься двум знатнейшим лицам нашего королевства».

Монахи поспешили сообщить о своем успехе в Португалию, и это событие с огромной помпой было отпраздновано в Лиссабоне и в Риме. Однако радость была преждевременной, так как Домингуш вскоре умер. Он оставил двух сыновей: старший симпатизировал португальцам и христианской церкви, но младший собирал своих сторонников, чтобы избавить страну от контроля чужеземцев. Португальцы, разумеется, объявили верховным вождем старшего сына, но он вскоре был убит своими подданными, недовольными его зависимостью от португальцев (1658). Португальцы посадили на престол одного из его родственников, казавшегося им безопасным, но новый правитель обнаружил самостоятельность, которая пришлась им не по душе. Он отказывался выполнять приказы и, хотя формально был христианином, тайно соблюдал языческие культы. Для того чтобы привести к повиновению строптивого мономотапу, португальцы решили прибегнуть к демонстрации военной мощи. В Восточную Африку был послан Каэтану де Мелу да Кастру, назначенный губернатором Мозамбика и капитан-жералом, с 40 солдатами и 50 новыми поселенцами. По словам Е. Аксельсона, в Португалии все еще рассматривали междуречье «как пещеру Аладдина, способную давать неслыханные сокровища, если только будет найдено магическое слово».

Удерживая под своим контролем побережье протяженностью 2100 миль и ряд фортов и факторий на морском побережье и на реке Замбези, португальцы с помощью политических интриг, подкупов и угроз стремились ослабить власть мономотапы, провоцируя и разжигая междоусобные войны. Иногда они поднимали на войну против мономотапы вождей отдельных племен и кланов, иногда подстрекали верховного правителя выступить против того или иного вождя племени, мешавшего продвижению португальцев в глубь страны.

Хотя португальцам еще удавалось сажать на трон в Зимбабве своих марионеток, в стране нарастало антипортугальское движение, которое, как лесной пожар, охватывало все новые и новые районы.

Вскоре колонизаторам пришлось иметь дело с человеком, которому было суждено положить конец португальскому засилью в Мономотапе. Имя этого человека — Чангамире Домбо — сейчас незаслуженно забыто, хотя оно должно занять свое место в ряду самых выдающихся фигур в истории Африки. Чангамире Домбо происходил из династии вождей племени розви — давнего соперника каранга. Мономотапа пожаловал ему земли, соседние с «королевством» Бутуа. Чангамире начал войну против Бутуа и овладел этим «королевством». Провозгласив себя правителем Бутуа, Чангамире начал вооруженную борьбу против ненавистных ему европейцев. Ему тайно помогал и мономотапа, не решившийся, однако, на открытое выступление против португальцев. В борьбе против чужеземцев Чангамире опирался на поддержку подавляющего большинства коренного населения.

Португальские колонизаторы, уверенные в полной безнаказанности благодаря обладанию огнестрельным оружием, грабили, убивали и обращали в рабство местное население. При этом среди них функции были четко распределены: солдаты убивали, торговцы покупали и перепродавали родственников и имущество убитых, священники отпускали грехи солдатам и купцам, и все вместе они наживали огромные богатства на продаже в рабство десятков тысяч африканцев. На эти деньги солдаты и офицеры покупали себе новых рабов, строили новые форты и укрепления, священники возводили новые церкви и монастыри, торговцы покупали новые корабли и обзаводились собственными войсками. Известно немало случаев, когда торговцы строили даже свои небольшие частные форты, охраняемые отрядами рабов и наемников. Мономотапа признавал, что португальские торговцы «причиняют огромный вред туземцам, убивая одних, раня других, воруя их сыновей и дочерей, а также коров из их стад, так что каждый день я получаю жалобы на это».

Особенно дикий произвол чинили португальские колонизаторы в Манике и других районах добычи золота. Они прибегали к изощренным пыткам, чтобы заставить местных жителей указывать, где находятся рудники. Но чаще всего их усилия были тщетными: обычно они не могли получить нужных им сведений. Многие аборигены бежали из этих районов, которые вскоре почти обезлюдели.

Насилие и произвол португальцев повсюду вызывали чувства негодования и ненависти. В конце XVII в. эти чувства нашли выход в вооруженном восстании Чангамире против португальского господства. Накопившееся возмущение вызвало взрыв, против которого оказались беспомощными и более совершенное оружие, и военная организация европейцев. По словам Е. Аксельсона, «волна общего чувства преодолела даже страх туземцев перед превосходством португальцев в оружии, и последние… были вдребезги разбиты».