– Вы потеряли зрение, и оно никогда не вернулось к вам?

– Да.

– Вы можете различать свет и тени?

– Нет.

– Есть ли какая-то надежда, что зрение восстановится?

– Нет. Никакой надежды. – Она замолчала, затем добавила: – Я примирилась со своей судьбой.

– Я пытаюсь решить, – произнес Алекс, – что хуже – вообще никогда не видеть или же потерять зрение.

– Полагаю, и то и другое – ужасно.

Ему понравился ее ответ, и он издал низкий, приятный рокочущий звук, от которого у нее защекотало в животе и разыгрались нервы.

– Вы вовсе не показались мне инвалидом, – заявил ее ночной гость.

– Мне крайне неприятно быть обузой.

– Я наблюдал, как вы ходили, обследуя дом.

– Я знаю.

– Знаете?

– Я всегда могу определить, когда вы поблизости. – Она пожала плечами. – Мои другие чувства, компенсируя слепоту, обострены более, чем у обыкновенного человека. Я постигаю детали, которые недоступны многим другим.

– Как интересно.

Он обошел вокруг Мэри, оценивая ее, словно лошадь на аукционе. О чем он думал в этот момент? Какую преследовал цель?

Она все еще не могла понять, что привело его наверх.

Возможно, им руководило любопытство. Или он был заинтригован ее физическим недостатком. А может быть, это был его метод извиниться за гнев, проявленный им при первой встрече, впрочем, это было весьма сомнительно.

Хотя он признал их сходство, он не мог действовать, руководствуясь этим. А может быть, мог? Что, если он решит развлечься? А как поступить ей? Она была одинока, казалось, целую вечность, но мистер Фарроу не был лекарством, которое могло излечить ее.

Он рассмотрел ее как следует, и она рискнула проявить любопытство относительно его внешности.

– Какого цвета у вас волосы?

– Черные.

– А глаза?

– Голубые.

– Как небо? – попыталась представить молодая женщина. – Как покрытое льдом озеро? Как Средиземное море?

Он подумал, затем сказал:

– Как небо.

– Можно… можно… мне коснуться вашего лица?

– Лица? Хм… – После продолжительного молчания Апекс согласился. – Думаю, в этом нет ничего плохого.

Мэри осторожно положила руку на щеку Алекса и бережно пробежала по ней пальцами. У него были удивительные черты, и она представила, что он очень красив, это заставило ее пожалеть о том, что она лишена зрения, совсем по-другому, чем раньше. Чего бы она не отдала, чтобы увидеть его! Знать наверняка, а не догадываться!

Она исследовала его другую щеку, на которой с изумлением обнаружила грубый, ужасный шрам. Она провела по нему пальцем, от его начала под скулой до его окончания у линии волос. Он напрягся, очевидно, предвкушая ее комментарий, который, по его мнению, несомненно будет унижающим.

Ей хотелось засмеяться. Неужели он предположил, что из-за какого-то шрама она подвергнет критике его внешность?

Глупый, тщеславный мужчина!

– Как это случилось?

– Я служил в армии. Сражался в Испании и Португалии.

Раненый солдат! Эта информация во многом прояснила его грубоватый характер.

– Он болит?

– Нет, – ответил он, но Мэри не поверила ему. Существовало великое множество болей.

Алекс спросил ее, что она испытала, так внезапно ослепнув, но и она могла задать ему такого же рода вопрос. Вне всякого сомнения, он был эффектным и привлекательным, но военная служба изменила его. И друзья далеко не снисходительно приняли перемены в нем, заключила по его поведению Мэри.

Он отличался от всех других внешне, как и она. Молодая женщина улыбнулась. Она ошибочно предположила, что у них не было ничего общего, в то время как их положение было очень сходным.

– И каково же ваше мнение?

– Высокий, крупный, достойный. – Когда ее собеседник расслабился, она добавила: – Высокомерный, скрытный, любящий распоряжаться.

Он хмыкнул:

– Вы смогли столько узнать?

– Даже гораздо больше. – Она довольно улыбнулась. – И как у меня получилось? Я попала в цель?

– Вы ловкая, назойливая чтица чужих мыслей, поэтому я должен остерегаться думать при вас, иначе вы вызнаете больше, чем мне бы того хотелось.

– Мудрая мысль. Меня не следует недооценивать, хотя именно это я сама всегда и делаю.

– Вижу. А почему вы усмехаетесь? – Алекс настороженно и подозрительно взглянул на свою собеседницу, ожидая, что она сейчас упомянет обезобразивший его лицо шрам, чего она, естественно, не сделала. Что это могло означать?

– Потому что мы собираемся стать большими друзьями, – заявила молодая женщина.

– Правда?

– Я убеждена в этом.

Она опустила руку, которую Алекс сжал, сплетя их пальцы так, что смог подвести ее к кровати. Она шла за ним, не сопротивляясь. Ею овладело смятение, она боролась, решая, хочется ей, чтобы между ними что-то случилось, или нет.

Посетив ее комнату, он провел тест, который она выдержала, хотя не знала, удовлетворила ли его. Возможно, это было нечто более сложное, чем ее скептическое отношение к тому, как он воспринимал свое увечье.

Он был готов соблазнить ее, но она сомневалась, было ли это наилучшим выходом для нее. Она осталась вдовой, и рядом не было никого, кто остановил бы любое дурное поведение по отношению к ней, кроме ее собственной врожденной высокой морали.

Внебрачная связь будет пороком, грехом, который она не должна совершить, и все же Алекс заинтриговал ее.

Хотелось ли ей завести роман? Осмелится ли она?

Во время своей семейной жизни она была разочарована отсутствием, чувственного возбуждения, и флирт с Алексом Фарроу может оказаться изумительно новым и необычным ощущением. В душе он был раздражен одержим страданием и мукой, которые она не могла полностью осознать, и в чувственных, сладострастных отношениях его страдания могли преобразиться в сильные глубокие чувства. Она вела замкнутый образ жизни в окружении обычных, удовлетворенных своей участью людей, и сейчас оказалась захваченной возможностью приятного возбуждения, бурной страсти и бесконтрольной пылкости. Могла ли она развлечься, позабыв обо всем на свете? Сможет ли флиртовать, целиком отдавшись порыву? И нужно ли сдерживать свой природный живой характер.

Алекс не был злодеем. Она могла приказать ему оставить ее в покое, и он так бы и поступил, но по какой-то абсурдной причине она не могла заставить себя произнести эти слова. Ее тело сделало выбор, который не мог поддержать ее разум, предвкушение чего-то непередаваемого, волшебного победило ее здравый смысл.