— Пошли на кухню, — сказала Мирослава Шуре.

— С удовольствием. — Шура, как всегда, был не прочь закусить.

Мирослава поставила на стол булочки с яблоками и налила чай.

— Вкусно, — одобрил Шура с набитым ртом. — А где ты этого, — он кивнул на дверь, — отыскала?

— На вечеринке.

Шура хмыкнул.

— Раньше ты с вечеринок не секретарей приводила.

— Пошляк ты, — вздохнула она притворно сердито.

— Скажешь тоже, я мальчик примерного поведения, у меня мама музыку преподает, — парировал Шура.

— Кстати, — сказала Мирослава, — булочки Морис испек.

— Да что ты говоришь! — Шура чуть не поперхнулся. — Это меняет дело.

— Он вообще чудесно готовит, — невинно добавила Мирослава.

— Я готов полюбить его всей душой! — пылко заверил Наполеонов.

— Совести у тебя нет.

— Нет, правда. Просто я растерялся. Прихожу к подруге детства, а меня не пускают в дом, типа, «живет моя отрада в высоком терему».

— Шура, Морис еще никого не знает и не может пускать в дом всех подряд, не спросив меня.

— Я не все!

— Теперь он это будет знать.

— Ладно, я добрый, отходчивый. Можно еще пару булочек?

Мирослава молча подвинула к нему тарелку.

Наполеонов не стал затягивать с выполнением просьбы Мирославы, и уже на следующий день она знала, что у Марианны Валевской был парень, с которым она порвала отношения накануне своей последней поездки к отцу. Зовут парня Артем Павлович Лунин. Он работал вместе с Марианной, но теперь его в городе нет, и куда он уехал — неизвестно. Фото Лунина Наполеонов выслал по электронной почте.

Мирослава внимательно изучила полученный снимок. На нем был запечатлен парень примерно возраста Марианны или чуть старше, но явно не мужчина за сорок… Русые волосы, не короткие и не длинные, спокойные серые глаза, нижняя губа вдвое больше верхней, подбородок слегка тяжеловат…

— И что бы сказал Чезаре Ломброзо? — усмехнулся Морис, разглядывая портрет Лунина через плечо Мирославы.

— Отнес бы к потенциальным маньякам, — невесело пошутила в ответ Волгина.

Мирослава решила поговорить с Пальчиковой. Оставив Мориса в своей комнате, она отправилась на кухню.

Поздоровавшись с Татьяной, спросила:

— Татьяна Георгиевна, не нальете мне зеленого чаю с жасмином?

— Конечно, налью, — откликнулась та. — Присядьте.

Поставила на стол две чашки и блюдо с пирожками:

— Вы какие больше любите — с луком, картошкой или с капустой?

— Я всякие люблю, — улыбнулась Мирослава и взяла пирожок из середины.

Татьяна тоже надкусила пирожок и спросила.

— Вы ведь не просто так пришли чаю попить?

— Да, — вздохнула Мирослава.

— Тогда спрашивайте.

— Скажите, вы в последние дни ничего не замечали странного в поведении Марианны?

— Странного? — переспросила Татьяна и ответила: — Понимаете, она начала тревожиться чуть ли не с первого дня, как приехала сюда. Вернее, сначала она была просто недовольна, что пришлось отпроситься с работы, которой она дорожила, а потом…

Мирослава не торопила Пальчикову. И та, вздохнув, продолжила.

— С Сашей они не поладили…

— Марианна из-за этого переживала?

— Да, это было заметно. И особенно сильно она нервничала последние несколько дней.

— Лесневская в это время была здесь?

— А вы знаете, нет! — удивленно проговорила Пальчикова. — Как раз в это время Саши не было дома.

— Валевская никуда не отлучалась из особняка?

— Отлучалась. Пару раз. Говорила, что ей надо в город. И приезжала… Как бы это выразиться поточнее… Точно вся растрепанная. Но не внешне, а внутренне. Вы понимаете меня? — Она посмотрела на Мирославу.

— Да, Татьяна Георгиевна, очень хорошо понимаю. А вы не подскажете, в вашем городке есть гостиницы?

— Гостиницы? — встревожилась Пальчикова. — Вы что же, съехать хотите?

— Нет. — Мирослава протянула руку и осторожно коснулась руки Татьяны. — Нам для дела нужно.

— Ну если для дела, то есть одна, — заметно успокоилась Пальчикова. — Не шикарная, конечно, но ничего, вполне приятная.

— А не подскажете, где?

— На Троянской. Номера дома не знаю, но найти ее легко, просто поедете прямо и увидите трехэтажное здание, напоминающее старинный купеческий особняк, там и вывеска имеется.

— Спасибо.

— Да вы съели всего один пирожок, — расстроилась Татьяна.

— А можно я с собой возьму, заодно угощу вашими пирожками Мориса?

— Конечно, я сейчас все сложу на поднос. Вы сами возьмете или Настя донесет?

— Сама, — улыбнулась Мирослава и, еще раз поблагодарив Пальчикову, покинула гостеприимную кухню.

Морис осторожно откусил один из пирожков и вздохнул.

— Ты чего? — спросила Мирослава. — Невкусно?

— Вкусно.

— Тогда чего вздыхаешь?

— Сожалею, что Шуры нет рядом с нами.

— Только его тут и не хватало, — фыркнула Мирослава.

— Ну эти пирожки бы ему точно понравились.

Мирослава не стала возражать, так как ее другу детства, ныне полицейскому следователю Александру Романовичу Наполеонову, пирожки нравились всегда и все. Очень он их уважал, впрочем, уважал Шура не только пирожки, но практически любую хорошо приготовленную еду. Сам он при случае говорил, что трапеза — это его хобби, как у других коллекционирование марок или антиквариата.

— Ты поедешь со мной? — спросила Мирослава, когда Морис съел два пирожка и выпил чашку чая.

— Конечно.

Единственную в городке гостиницу действительно оказалось найти легко. Мирослава помахала в воздухе перед носом портье своим удостоверением частного детектива, потом показала портрет Лунина. Морис молча стоял рядом.

Портье, видимо, решил, что перед ним оперативники, а то, что хозяин не любит ссориться с полицией, он усвоил с первого рабочего дня, поэтому охотно подтвердил, что данный гражданин действительно проживает у них — в двадцать втором номере.

— А вот эту девушку вы знаете? — Волгина положила перед ним фото Валевской.

— Конечно, знаю! — почему-то несказанно обрадовался портье.

— И при каких обстоятельствах вы с ней познакомились?

— Я с ней не знакомился. — В голосе портье прозвенели нотки сожаления. — Она приезжала пару раз к этому типу, — он кивнул на портрет Лунина, — и он ее водил в наше кафе. Пашка говорил, что они сильно ссорились. Если хотите, сами у него спросите. Он сейчас как раз работает.