Эскорт состоял из трех экипажей, изрядно нагруженными припасами и всевозможным снаряжением: два странника на черных скакунах, один юноша, второй намного старше, имена мне их не запомнились, посему путь ожидался затруднительно неопределенным. Речь провожатых в происшествии времени отпечаталась в памяти незначительно, однако без них мы бы попросту заблудились, или вовсе стали очередным суеверием. Также четыре лайки бежали поодаль, принюхивались и поднимали переднюю лапу, кусая прямо на бегу пастью снег. В населенных пунктах к нам примкнули еще провожатые, вскоре познавшие гостеприимство делегации, однако мустангеры свободные люди потому и не брезгуют уединением ради близкого контакта с окружающей природой. Дикие звери и близко не решались приближаться к громаде повозок. В первой карете ехали мои родители и родители моей невесты, во второй друзья и некоторые знакомые, и наконец, в третьей я и Агнетта. Мы обручились около недели назад, до предстоящей увлекательной поездки, произошла некая подготовка к медовому месяцу, однако смею вас огорчить, та короткая церемония являлась лишь формальностью, без признаний в любви до гроба, так как я не был влюблен в нее. Несколько односложных фраз, не более того, были произнесены запинающимся неуверенным тембром голоса, который в тот момент не мог быть моим, априори. Одна сплошная фикция. Брак устроенный нашими родителями, с ожиданием будущего процветания и семейного благополучия двух знатных родов, сейчас подобные театральные действа не редкость, рыцарство осталось в романтическом средневековье, от Ромео и Джульетты и пылинок не осталось, отныне все поддается логике и скрупулезному вымеренному анализу, дабы не ошибиться в малейших расчетах, отношения стали математикой. Так и приключилось, просто соединили разных людей, взвесив, отмерив, обдумав, сделав в конце вывод, порешили уготовить отпрыскам свою типичную буржуазную судьбу. Должно быть, те прядильщики судеб заснули и пустили свое уважаемое, но порою укоряемое ремесло на самотек. Агнетта не противилась, боюсь, что она соткана из податливого сукна, я же в порыве отчаяния, услышав однажды о замыслах родителей, усмотрел в том крах всей моей жизни, причем целиком из-за одного неверного выбора, однако пал перед натиском двух равноправных сторон. В женском мире меня сопровождали только неудачи, материальная сфера не сулила даже корки хлеба, так или иначе с холодностью снежной королевы и гримасой старика Скруджа, произнес ту нелепость, как мне тогда казалось, “Агнетта, вы станете моей женой” – это даже не прозвучало как вопрос, словно повседневную кличку дворовой собаки выпалил я. Но не буду таким жестоким в выражениях, леди была утонченной в столь деликатной и курьезной ситуации. Она отзывчивый податливый цветок, жаль только, но он в точности как все остальные на общей гряде. Ее миловидность бросалась в глаза, платья изобиловали всевозможными украшениями, за маской суровости явственно виднелись очертания подавленной душевности, со временем, и это, несомненно, многообразие ее характера откроется, точнее с рождением ребенка.

Жаль, что у меня времени в общей сложности двадцать четыре часа, живу я одним днем, не думая о завтрашнем дне. Пускай день хлопочет обо мне и встречает по-дружески. Никто из окружающих людей, не солидарен в моих претензиях на мироустройство человеческой жизни, этот маловажный факт нисколько не огорчает. Можно ли наполнить один день смыслом? Едва ли просто, чрезвычайно сложно, для сотворения чего-либо необходима затрата сил и усилий, как физических, так и духовных, потому усталость может стать помехой. Вот почему новоиспеченная невеста так сердится, когда я не уделяю ей должного внимания. Чувствую себя саркастически скверно. Обиженная леди способна усмирить или раздражить любого джентльмена, а в каприз Агнетты не входят слезы, и это к лучшему, я бы их не вынес, наговорил бы всякого рода ерунды, чтобы загладить свою вину не выдержав давления, произнес бы – “Я лю…”. К счастью невольно лгать не приходилось, однако, если посещают подобные мысли, это плохой знак, однозначно. Нет, я верю в любовь, и среди сухарей являюсь склизким мякишем, наверное, именно поэтому не снискал среди дамского населения должного уважения. Кроме одной. Я так и не смог определить, как она вообще может терпеть меня и вряд ли сможет добыть из того камня воду, что зовется моим сердцем. Свадьба предстояла пышная, по всем правилам, канонам, светские дела на один день займутся сами собой, а далее … и не желаю знать.

Изредка посматривая друг на друга, отводя глаза в самые немыслимые просторы для зрения, мы волоклись по пустынной местности как минимум двое суток. Агнетта, кажется, всем была довольна, на нее это вовсе не было похоже, я же был не особо доволен, особенно компанией. Часто представлял себя вместе с карточным содружеством, во второй карете, зная свою редко навещающую удачу, не рассчитывал на развлекательное времяпровождение. Дорогая могла с легкостью свидеться со своей матушкой, чтобы посплетничать, но вместо этого недвижима, сидит скованно, смущенно, всячески притворяясь в учтивости. Мне действительно было ее жалко, особенно пытливые ее глаза, ожидающие светских чудес. Мы молчали, лишь обменивались односложными фразами и эпитетами, особенно зная женскую потребность в разговорах, даже стал корить себя за холодность, кажется, губки ее слегка надулись, хотя нет, только показалось, как бы то ни было, дух мой оказался сломлен. Может быть, она этого и добивалась, продемонстрировала свое искусство коварства, выжидая в засаде, когда я “нервно грызу ногти” и обдумываю лучший способ самобичевания. Юные леди и сами не подозревают о своих сверхъестественных способностях, они одним взглядом могут обезоружить любого, а их прикосновение не уступает по силе волшебной палочки, и конечно одно их нежное слово растопит всякого Кая, который напишет сердцем – вечность. Езда утомляла, совесть не давала покоя, казалось, мы проколесили половину земного шара, казалось, что я готов смириться, прильнуть к спутнице, прижаться к теплой бледной щеке, подарить хотя бы один воодушевляющий правдивый комплимент, настроить наши сердца, словно часы на один ход, сделать одного человечка счастливым, вопреки своим чувствам, напрочь забыв о себе. Слишком громко, и невозможно, оставил всё, как было. Проводник говорил на неизвестном грубом наречии, потому выведать окончание пути оказалось затруднительно, остановки редки, становилось холодней, снег валил крупными хлопьями, только не хватало застрять в горах вдали от цивилизации, став снежными дикарями; жалобно скулят собаки, сугробы велики. Больше ничего не оставалось, как фантазировать. Но нет, я неуверенно взглянул в сторону Агнетты, тем обидней почувствовалась обида, она не из тех, кто закатывает истерику по любому поводу, все куда изощренней, она выжидает, когда меня пожрет совесть, и я приползу на коленях, она действует скрытно. Однако неосторожно нарушил тишину именно я, самолично попался