Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот мы достигли гор, фонарь гостиницы тускло мерцал в ночи, лунный свет, отражаясь о белизну снега фосфоресцировал голубоватым отблеском. Впереди возникло из-под земли черное препятствие, которое нам необходимо было покорить, забравшись на самую вершину. Мы были смельчаками, нет, скорее искателями приключений и зрелищ, словно в цирке, только мы не были зрителями, и нам предстояло изрядно потрудиться. И это единственное впечатление, оставшееся от всей той поездки у стариков, но не у меня. И вот, снаряжение готово и роздано. Друг за другом без лишних вопросов и препирательств, мы стали подниматься по податливому, но извилистому склону горы. Мне впервой пришлось столько применить физической силы, казалось, что снаряжение было чрезвычайно лишним и увесистым, стесняло движения и всячески мешало. Я преодолевал заданный путь, с надеждой встретить рассвет.
Мелькали судорожные мысли – для чего я ввязался в эту авантюру, но порыв солидарных со мною товарищей подогревал мой энтузиазм. Я представлял, как должно быть радостно, видеть наступление утра над землями покрытыми снегами, как исчезают долгие сумерки, мир пробуждается и мы тому свидетели. Однако мысли о теплой постели и махровом пледе также имели место в моем воображении. Один шаг и тебя уже несет неизвестно куда, в далекие дали рокового будущего.
Я не смотрел вниз дабы не питать судорожный страх, заставляющий конечности трястись, сославшись на потерю сна, отгонял проявления боязни. Иногда мне мерещились пещеры и овраги, будто мы вступили во владения подгорного короля. В общей сложности я слабо соображал и двигался по инерции, повторяя движения за остальными. Воздух наполнялся напряжением, начинала кружиться голова. Я потерял счет времени, подъем оказался сложным, я стал понемногу уставать, спутники начали удаляться, и чем дальше они уходили, тем слабее становился я.
И когда они вовсе скрылись в вышине, руки мои невольно соскочили. Тяжело вздохнув, я рухнул на плоский твердый выступ, неудачно скатился по склону. Меня бросало из стороны в сторону, будто суденышко при шторме. И в конце падения я приземлился на спину, отчего мои кости затрещали, и с чувством резкой боли я потерял сознание. Или уснул.
Я явственно видел реальность, рассвет озарял долину. Закат сковывает небо в красных красках, одинокие высохшие деревья отбрасывают угловатые тени, сумерки ночи призывают диких вечно голодных волков, одинокая повозка бороздит снежную пустыню. Вновь проясняется небо в утренних лучах солнца. Отец кладет руку на мое плечо, в знак сопереживания, видя красоту вокруг. Спокойствие, безветрие. Всё казалось слишком реальным, слишком невозможным. Сквозь образы забвения проскальзывали догадки, а может, я сейчас лежу на скале, забытый и брошенный, потерянный, погребенный заживо? Мое тело уже стало частью земли, душа же неспокойно стремится осуществить несотворенное при жизни.
Может быть, поэтому очнулся, дабы проверить, я пролежал дни, часы, или всего лишь минуты? Неведомо сколько, однако забвение показалось куда приятней, чем удручающая действительность. Открыв глаза, различил всё тот же темный камень скальной породы, значит, никто не отыскал меня, это означает ужасное положение, в котором я оказался по собственному неразумению и глупости, и осознание этого было еще страшней. Боли не чувствовал, лишь онемение, я будто стал частью горы, прикованным Прометеем. Вот он, безрадостный конец. Думаю только значимый человек для мира или человек с самомнением, самолюбием может жалеть о себе, я же ничего не значил, всегда представлял нечто ничтожное, стоит ли горевать о потери несущественного предмета мироздания. Или я все-таки заблуждаюсь, и имею место, ведь картина это совокупность мазков, если одного не напишешь, то неискушенный зритель не заметит того, а суровый критик сразу разглядит нехватки одного единственного, хотя маленького удара кистью. Я не роптал на судьбу, нет смысла, винить других, это было бы слишком высокомерно. Но почему то ощущал, что это только начало.
Передо мной предстали картины моей жизни, фантастические, но такие знакомые и неповторимые.
Чудом смог пошевелить головой, и когда мой беспомощный взгляд устремился в противоположную сторону, я не поверил своим глазам. Различил каменную древнюю арку, она являлась нерукотворным входом в лощину, вернее в невиданную долину покрытой свежей зеленоватой травой. Сразу подумал о рае, но как же проклят и грешен я был, раз осужден на скупое лицезрение в нескольких метрах, без способности к движению, словно расслабленный лежу в сугробе. Должно быть заслужил.
Закрыл глаза, дабы не видеть, не терзать душу, тем чего я недостоин. Дыхание трепетало прерывисто, но спокойно, разум слишком чист, и галлюцинации не захватили мой просветлевший ум, это не мираж. Ложью не могло быть видимое мной явление, ведь мир еще не познан, по-прежнему существуют неизведанные уголки, потому