Наши головы, будто привязанные к одной нити, разом повернулись в сторону Тома, и мы увидели, что он стоял все там же в своем развевающемся плаще. Он держал руку на плече Билли, и еще рядом откуда-то появилась Мэри. Она рыдала, уткнувшись ему в плащ, а он приобнимал ее второй рукой.

Не знаю, сколько мы их так разглядывали, но затем все повскакивали с мест и высыпали наружу. Пит и Нед побежали к Тому, а мы с Джеком направились к месту, куда упал Сэм. Мы смотрели туда и, честно вам скажу, теперь вся моя жизнь с того момента кажется мне наклонной линией, тянущейся от него, как от пика.

Перед нами был нарисованный мелками тигр. Даже сейчас, когда вспоминаю об этом, у меня мурашки по коже ползают и такое ощущение, будто кто-то пробил в груди дыру и засыпал в нее целый галлон ледяной воды. Но я вот что скажу: Джек тоже там был, и он знает, что мы там видели, а чего не видели.

Но кого мы не увидели, так это Сэма МакНилла. Его там просто не было. Зато был рисунок тигра, сделанный фиолетовыми и зелеными мелками, уже немного истершийся. А красная пасть зверя теперь стала намного больше, чем была днем, и я уверен, что если бы кто-то из нас осмелился протянуть к ней руку и дотронуться, она оказалась бы теплой.

Но вот что рассказывать труднее всего: днем, когда мы с Джеком видели этого тигра, он был худым и жилистым, а ночью, я готов поклясться, он выглядел вовсе не таким. Зверь, на которого мы с Джеком смотрели в тот момент, был пузатым.

Через некоторое время я поднял взгляд и посмотрел на Тома. Он по-прежнему стоял рядом с Мэри и Билли, но они уже перестали плакать. Мэри прижимала к себе Билли так крепко, что тот покряхтывал, а лицо Тома, спокойное и живое, кривилось в улыбке. И в тот момент небо раскрылось впервые за несколько месяцев, и по площади застучал прохладный дождь. Цвета у меня под ногами начали линять, а линии стали терять четкость. Мы с Джеком стояли и смотрели, пока перед нами не остались лишь цветные лужицы, лишившиеся теперь всякого смысла. Тогда мы медленно двинулись к остальным, даже не взглянув на валяющуюся на земле бутылку. Мы еще долго простояли там, под дождем – лицом другу к другу и не говоря ни слова.

С тех пор прошло десять лет или около того. Мэри спустя какое-то время забрала Билли домой, и они еще обернулись, чтобы помахать нам на прощание, прежде чем свернуть за угол. Порезы на лице Билли очень скоро зажили, и теперь он вполне хорош собой – сильно похож на отца и уже грезит о машинах. Время от времени помогает мне в магазине. Его мать с тех пор не постарела ни на день и выглядит просто чудесно. Замуж больше не выходила, но, похоже, она вполне счастлива и без этого.

Мы с друзьями просто пожелали друг другу спокойной ночи. Больше ничего сказать мы не могли, да, может, и говорить уже было нечего. После этого разошлись по домам, к своим женам. Том коротко мне улыбнулся, а потом свернул на свою дорогу. Мне хотелось увязаться за ним, что-то ему сказать, но в итоге я остался на месте смотреть ему вслед. Таким я и буду помнить его всю свою жизнь – именно в тот момент у него в глазах мелькнула искра, по которой я понял, что старая боль поднялась откуда-то из глубины его души и растворилась без следа.

Он ушел и с тех пор никто его не видел, а прошло, как я уже сказал, около десяти лет. На следующее утро он не вышел рисовать на площади, не заглянул выпить пива в баре – словно художника никогда и не существовало. Его просто не было. Осталась только пустота в наших сердцах – даже забавно, какой сильной могла оказаться тоска по столь тихому человеку.

Мы, конечно, все остались здесь. Джек, Нед, Пит и ребята, все такие же, как всегда, только немного старше и седее. У Пита умерла жена, Нед бросил работу, но в целом все идет по-прежнему. Каждое лето приезжают туристы, а мы сидим за стойкой, пьем холодное пиво и треплемся о спорте, семье и о том, как мир катится к чертям. Иногда мы сдвигаемся поближе и вспоминаем ту ночь, рисунки и кошек, и самого тихого человека, которого мы знали в своей жизни, гадали, где он теперь, чем занимается. А в глубине холодильника у нас уже десять лет стоял блок из шести бутылок – это для Тома, если он вдруг зайдет сюда и сядет с нами за стойку.

[19]

Антология Best New Horror 2 оказалась единственной моей книгой, которая подверглась цензуре со стороны издателя. Рэмси и я выбрали будоражащий рассказ Роберты Лэннес о серийном убийце Apostate in Denim, который был опубликован в первом номере журнала Iniquities, и договорились о его включении в антологию. Однако когда мы принесли Робинсону рукопись рассказа, то кое-кто в компании был решительно против включения этого произведения в книгу. Несмотря на все наши протесты (как может жанровый рассказ быть «слишком пугающим»?), рассказ не включили в книгу. Но, по крайней мере, Роберта с пониманием отнеслась к ситуации и впоследствии она включила этот рассказ в свой сборник The Mirror of Night.

Для третьего тома серии в издательстве вновь использовали работу Луиса Рея (монстр, напоминающий оборотня, вламывается через окно) для обложки книги и добавили цифру 3 к тиснению на обложке. В издательстве Carroll & Graf подошли к этому более интересным способом: они полностью переработали оформление для издания в твердой обложке и последующих изданий в мягкой. В этот раз в «Предисловии» еле набралось одиннадцать страниц, в то время как «Некрологи» «расцвели» до пятнадцати. Кроме того, в редакторское послесловие мы пригласили обозревателя из журнала «Локус», который, дурно разбираясь в жанре, заявил, что «значение ужасов крайне мало».

В антологию вошли 29 рассказов. Мы вновь напечатали, в том числе, произведения Роберта Маккамона, Томаса Лиготи, Карла Эдварда Вагнера и Кима Ньюмана. Восходящая звезда Майкл Маршалл Смит представлен своим вторым рассказом «Темная земля», который принес автору Британскую премию фэнтези. Также мы включили в антологию рассказ «Энциклопедия Брайля» сценариста комиксов Гранта Моррисона, имеющего на своем счету немало престижных премий. Кроме того, я выбрал из того сборника 1992 года историю моего соавтора – Рэмси Кэмпбелла. За те двадцать лет, на протяжении которых издается серия антологий, его рассказы печатались чаще, чем чьи-либо еще. Его произведения печатались в шестнадцати антологиях из двадцати, в том числе в семнадцатый том вошли сразу два его рассказа. Те, кто знаком с моими предисловиями для антологий, знают, что я не одобряю практику включения редакторами своих рассказов в книги. Однако в случае совместной работы это неплохо, когда есть другой редактор, которому также можно доверить выбор рассказов. Во всех пяти антологиях, которые я составлял с Рэмси, он всегда оставлял последнее решение за мной, когда дело доходило до его рассказов. «Схоже во всех языках…» – это пример истории о путешествии, когда герой оказывается «не в своей тарелке» – я очень люблю подобные сюжеты. Эту историю Рэмси написал после посещения греческого острова Спиналонга, где находится заброшенный лепрозорий. Последний абзац этого рассказа можно рассматривать как дань уважения Стивену Кингу…