Лэрд пытался отвести взгляд. Развернуться на пятках и покинуть комнату, отказывая себе в удовольствии смотреть на красивое тело. Цирцен строго напомнил себе о правиле номер четыре – никакой физической близости. Но это не помогло. Похоже, правило номер четыре очень подружилось с правилом номер один – никогда не нарушать клятву, и уютно расположилось с милым правилом номер два – не врать. Его нарушенные правила стали компанией.

Увидеть подобную одежду оказалось хуже, чем застать Лизу полностью раздетой. Обнажённое тело. Голодные глаза Цирцен пировали бы на каждой щелочке и впадинке её тела, но эти коварные кусочки ткани были созданы, чтобы мучить мужчину обещанием интимных выпуклостей и ложбинок, ничего не даря на деле. Секреты лежали под ними. Её соски круглые, как тусклые монеты, или похожи на сморщенные коралловые почки? Там, внизу, её волосы были столь же медно-золотистые? Если бы Цирцен упал к её ногам, сомкнув руки вокруг Лизиных лодыжек, и начал покрывать поцелуями снизу доверху её длинные, красивые ноги, стала бы она, занимаясь любовью, тихо постанывать или хранить молчание? Нет, внезапно решил Цирцен, Лиза Стоун будет рычать, как львица, когда он возьмёт её. И ему это нравится в женщинах.

Лиза заставила лэрда чувствовать себя голодным животным, запертым в клетку своих собственных правил, и от этого ещё более опасным. За несколько секунд страсть возросла до такой степени неистовства, испугав Цирцена, что он может потянуть Лизу вниз под себя, не заботясь, хочет ли этого она. Вместо этого, лэрд сжал за спиной трясущиеся руки в кулаки, уронив плащ на пол и, думая, что его мать – Моргана, отречётся от него, только за попытку подумать взять силой что-то, что должно быть подарено. Никогда ещё он не был так близок к насилию из-за сильного желания. Лиза пробудила в Цирцене глубокие, примитивные чувства: собственнический инстинкт, ревность, что другой мужчина мог увидеть её в таком виде, необходимость услышать его имя из её уст и одобряющий, страстный взгляд.

Цирцен сделал глубокий вздох, задержав его, пока сердце не успокоилось, затем выдохнул. Теперь он знал, что скрывалось под её одеждой – неважно в какое платье он её оденет – как он сможет снова посмотреть на Лизу, не видя перед внутренним взором нескончаемое пространство шёлковистой кожи? Нежные холмики её груди, с тугими, высокими пиками сосков под тончайшей материей из газа и обделённый вниманием холмик между бёдер.

Досадное желание перерастало в гнев. Цирцен протопал вниз на кухню, приняв решение найти Элисон и Флорию и послать одну из них проследить, чтобы у Лизы было пристойное платье. Затем он отправит одного из братьев Дугласов обучить Лизу, как вести себя в их времена, тому, что Цирцен должен бы сделать лично. Просто Цирцен не мог в данный момент доверять себе в присутствии Лизы. Он пойдёт тренироваться со своими людьми и освободиться от некоторых своих разочарований очищающими взмахами тяжёлого меча, ворча и ругаясь. И его не посетит ни одна эротическая фантазия до конца дня.

Покачивая головой, Цирцен ворвался в кухню. Ему понадобилось всего лишь мгновенье, дабы понять, что ничто из того, что он наметил на сегодня, не идёт так, как задумано. Фактически, этот день подсунул ему самого дьявольского типа, решив выставить лэрда на посмешище.

Цирцену прищлось резко остановиться и торопливо отвести взгляд от зрелища округлых и покрасневших голых ягодиц, зажатых в руках Дункана Дугласа.

Элисон обернула одной ногой талию Дункана, её руки обвили его шею, а юбки задрались почти до плеч. Вторая нога, стоя на полу на цыпочках, изогнулась дугой, пока руки Дункана направляли девицу к себе в равномерном, интенсивном ритме. Низкие, сексуальные звуки страсти наполнили комнату, тихие вздохи, гортанный шёпот удовольствия и, будь он проклят, если Дункан не издавал глубокий, удовлетворённый звук с каждым толчком.

- О, ради Христа! – заорал Цирцен, смотря на потолок, стены, на пол – куда угодно, только не на приятные округлости Элисон. – Дункан! Элисон! Вон с кухни! Занимайтесь этим в комнатах наверху! Вы знаете, что у меня есть правила…

- Ах, да, легендарные правила Броуди, - сухо сказал Дункан. Он, не спеша, прекратил раскачивать служанку, и Цирцен понял, как ему трудно это далось. – Среди которых есть следующее: когда рыцари в резиденции, не спариваться на кухне.

Элисон издала тихий, протестующий звук от того, чтобы их прервали.

- Я здесь ем, - загремел Цирцен, ощущая потребность наказать кого-то.

- И Дункан тоже, - с непристойным намеком промурлыкала Элисон. Она медленно соскользнула ногой с талии Дункана, даря Цирцену любезный, долгий взгляд. Со скромной улыбкой она закрыла крышкой горшочек с мёдом, стоявший на столе рядом с Дунканом.

Цирцен не хотел знать, что они делали с мёдом, и его выражение лица, должно быть, ясно говорило об этом, потому что Дункан расхохотался.

- Извини, Син. - Он скалился всё время, пока одной рукой опускал юбки Элисон, подхватывал её на руки и уносил с кухни.

Образы столь же голой, округлой попки, принадлежащей одной персональной особе, атаковали Цирцена.

Лэрд пинком отшвырнул стул, положил голову на стол и заново обдумал убийство девушки, просто чтобы освободить себя от страданий.

Руби перепрыгивала через две ступеньки, поднимаясь в квартиру Стоунов, но достигнув третьего этажа, замедлила шаг, войдя в тускло освещённый коридор. Цветастый приветливый коврик – определенно свидетельство одной из оптимистичных черт Лизы – скрашивал внешний вид мрачной двери с облупившейся, сморщенной коричневой краской, отстающей от находящегося под ней серого металла. Табличка “Кв. 3-Г” косо болталась на одиноком винте. Руби протянула было руку, чтобы постучать, но вместо этого обнаружила, что приводит себя в порядок, стирая стекавшую по щеке слезу. Девушка страшилась этого визита. Нервно накрутив прядь волос на палец, она напомнила себе, что Лиза всегда встречала проблемы с высоко поднятой головой. По крайней мере, с неё можно было брать пример. Когда Руби снова протянула руку, то решительно постучала. Элизабет, дневная сиделка, открыла дверь и провела её внутрь.

- Лиза? Дорогая, это ты? – позвала Кэтрин с ноткой надежды в голосе.

- Нет, миссис Стоун. Это я, Руби, - ответила девушка, пересекая маленькую гостиную и свернув в узкий коридор, ведущий в спальню. Войдя в уютную комнату, Руби опустилась на стул рядом с кроватью Кэтрин, сомневаясь, с чего начать. Она, не спеша, убрала наполовину законченное лоскутное одеяло, покоящееся на ручках стула. Как сообщить последние новости Лизиной маме? Кэтрин была смертельно больна, её дочь пропала, а сейчас у Руби были ещё более худшие новости для неё.

- Что сказал директор в музее? – обеспокоено спросила Кэтрин.

Руби пригладила волосы и заерзала на сиденье.

– Хотите чаю, милая? – увернулась Руби.

Зелёные глаза Кэтрин, непреклонные и столь же яркие, как и у её дочери, встретили взгляд Руби с холодным напоминанием, что она ещё не умерла и не поглупела.