– Да, я его помню. Кто же отправил такое письмо? – помедлив, спросил он.

– Имя заявителя неизвестно. Какой-то аноним, но герцог взбешен и хочет довести дело до суда.

– Какое ему дело до этого Джакопо?

– Поговаривают, что он побочный сын самого герцога.

– Почему же в таком случае не заявил сам Джакопо?

– Я понимаю твою насмешку, Леонардо. Уверен, что письмо бросил какой-то завистник, но нам от этого не легче. Им достаточно найти двух свидетелей, и, уверяю тебя, дело не закончится изгнанием нас из города. Все может обернуться более печально!

– Но недоброжелатели могут просто подкупить свидетелей. Что тогда?

– Все так, Леонардо. Мы в опасности!

Ах, этот барабан! Для поддержания своей власти и для собственной популярности среди флорентинцев Лоренцо Медичи распорядился близ Палаццо Веккьо установить «барабан», куда каждый гражданин мог бросить анонимно письма с требованием установления справедливости. И если отыскивались свидетели по данному делу, то его немедленно принимали к рассмотрению. Бывало, что после подобного рассмотрения самые высокие должностные лица заканчивали свои дни под топором палача.

– Что же ты предлагаешь?

– Нужно бежать из города как можно быстрее, пока судебное разбирательство не зашло слишком далеко.

Леонардо до боли стиснул челюсти.

– Я не побегу!

– Ты многим рискуешь, Леонардо. За нас никто не будет даже заступаться. Семейство Медичи после раскрытия заговора Пацци и его сообщников очень популярно, и Лоренцо не остановится не перед какими именами, чтобы еще более упрочить свою власть.

Лоренцо ди Пьеро де Медичи после смерти своего отца возглавил Флорентийскую республику, когда ему исполнилось двадцать лет. И был весьма популярным среди тосканцев. В народе к нему приклеилось прозвище Великолепный, и надо отдать ему должное, герцог всецело его оправдывал, покровительствуя деятелям науки и художникам. Вот только Леонардо при всех своих дарованиях не входил в круг избранных.

– Пусть будет как есть.

– Мое дело – предупредить тебя, Леонардо. А там как знаешь! Я же не собираюсь оставаться ни на секунду. С рассветом я уезжаю в Венецию.

И, попрощавшись, Каллеони быстро заторопился по улице.

* * *

Поклонившись, префект Винченцо передал герцогу Лоренцо небольшую папку с красными завязками.

– Можете взглянуть, ваша светлость. Здесь все материалы по делу Джакопо Сантарелли.

– Хм, весьма любопытно, – перелистав несколько листков, проговорил он. – Сколько человек, так сказать, посягало на невинность Джакопо?

– Их было пятеро. Все они художники, но наиболее известный из них – Леонардо да Винчи.

– Этот Джакопо Сантарелли действительно так хорош, что на него позарились сразу пять художников? – скривился герцог. – Насколько мне известно, художники знают, что такое красота.

– Ваша светлость, переверните несколько страниц. Там натурщик представлен во всей красе, – подсказал префект, поклонившись еще ниже.

Лоренцо любил выслушивать доклады в своем личном кабинете, заставленном по всем стенам редчайшими книгами. На человека просвещенного подобный вид производил сильное впечатление. Префект Винченцо относился к их числу, а потому, ступая в кабинет герцога, он всякий раз невольно испытывал душевный трепет.

У семьи Медичи имелась одна особенность, которую не сумел избежать блистательный Лоренцо. Нередко они забавлялись тем, что одевались в тоги и изъяснялись на изысканной латыни. Его кабинет был украшен соответствующим образом: мраморный стол, лишенный каких бы то не было излишеств, за исключением разве что чернильницы, исполненной в виде плывущего лебедя, и заточенных перьев в высоком узком стакане. В углу у самого окна помещалась небольшая лежанка с подушками и длинный стол, за которым, подобно патрициям, они принимали пищу в полулежачем положении.

Одетый в белоснежную тогу и с лавровым венцом на макушке, Лоренцо выглядел смешным, но префект умело сдерживал подкатывающий к горлу хохот. Подобного веселья Великолепный герцог может не оценить, и тогда придется распрощаться не только с благополучием, но и с судейской мантией.

Перевернув несколько страниц, Великолепный Лоренцо увидел небольшой рисунок, начертанный чей-то умелой рукой. Брезгливо поморщившись, герцог произнес:

– И эта жалкая плоть стала предметом вожделения для нескольких известных художников?

– Именно так, ваша светлость.

– Боже мой, как упали нравы! Мне просто не верится! Иначе как извращением духа подобное желание не назовешь. В прежние времена художники умели ценить прекрасное. Вот что… для начала каждого из художников поместите в отдельную камеру и установите в каждой камере статую Венеры. Пусть знают, насколько красивы бывают женщины! Должен же кто-то заняться воспитательной работой. – Вздохнув, добавил: – Некому! Вот и приходится заниматься еще и этим делом.

– Выполним, ваша светлость. Это все ваши распоряжения?

– Нет, дайте им листы бумаги и карандаш. И скажете, что из камеры они не выйдут до тех самых пор, пока не нарисуют сотню рисунков Венеры. Причем в разных видах, пусть пофантазируют!

– Весьма мудрое решение, ваша светлость, – произнес префект, заглянув в раскрытую книгу, лежавшую перед Великолепным Лоренцо. Прежде она принадлежала Александрийской библиотеке, быть может, страницы этой книги мусолил сам Цезарь, когда возвращался после похода в объятия несравненной Клеопатры. Летописцы писали, что такие редкие книги в Александрийской библиотеке к книжным полкам привязывали цепями, а у герцога она лежит просто на столе, как какая-то заурядная вещица.

– Это дело нужно расследовать самым тщательным образом, и если мальчишка подвергся насилию, то следует наказать всех виновных со всей строгостью, – напомнил Лоренцо. – Флорентинцы должны знать, что в нашей республике одинаково все равны перед законом, будь то герцог или портной.

– Сделаю все возможное, ваша светлость, – поклонился префект. Что им грозит, если их вина будет доказана?

– Каторга! Что еще говорят горожане?

– Мне неловко говорить, ваша светлость…

– Не стесняйтесь, отвечайте.

– Горожане думают, что этот Джакопо Сантарелли – ваш побочный сын.

– Ах, вот оно как, – неожиданно улыбнулся герцог. – Весьма занятно.

– Именно так. Что прикажете делать? Мы можем укоротить языки болтунам.

– Не нужно этого делать! – отвечал герцог. – После того как следствие будет закончено, следует изгнать этого натурщика из города. Пусть горожане знают, что я могу наказывать и своих детей!

* * *

Стражник стоял без шлема; грудь прикрывала густая сетка, сплетенная из трудно гнущейся упругой проволоки; в крепких ладонях он нервно перебирал металлические перчатки. Следовало бы склониться перед его честью и собравшейся комиссий, но мешала металлическая броня на груди и спине. Взгляды дознавателей просто пригвоздили его к месту.