Бенарке задумалась над словами комиссара.

– А у тебя какой интерес? Деньги, власть?

– И деньги, и власть. Другими словами, контроль. – Полицейский почти вплотную приблизился к девушке. – Контроль, который я начинаю терять. Мне пятьдесят лет, Романа. И я не намерен выпускать из рук свою судьбу. Я хочу по-прежнему держать мир за яйца, а силенок становится все меньше. Если через пару лет он, – Арресьядо ткнул себя в пах, – перестанет работать, я хочу, чтобы рядом была юная красотка, готовая сосать хоть полчаса, пока он не станет твердым. Я хочу иметь возможность купить цыпочку вроде тебя и уважение окружающих. Уважение – это не когда люди кладут в штаны, если ты повысишь голос, а когда они вздыхают с облегчением, если видят, что ты в хорошем расположении духа… – Он протянул руку и осторожно погладил ямку между ее ключицами. – Чтобы сохранять контроль, когда становишься развалиной, нужны большие средства.

– Не все можно купить за деньги. – Романа немного отодвинулась; совсем немного.

– Зависит от того, кто ими распоряжается. Например, если я подарю тебе бриллиантовое кольцо или спортивную тачку, ты, с большой долей вероятности, рассмеешься мне в лицо. А вот если я подарю тебе колье из настоящего жемчуга, не для того, чтобы ты его носила, а для того, чтобы ты могла перебирать жемчужины одну за другой, одну за другой… – Последние слова он прошептал девушке на ухо, почти касаясь его губами.

– Педро… Я вовсе в тебя не влюблена.

Отсмеявшись, комиссар оглядел Роману с головы до ног: высокие черные ботинки, гладкие черные чулки, короткая черная юбка, тесная черная водолазка, влажные черные глаза. Обхватив девушку за плечи, он усадил ее на стол и принялся перебирать густые темные кудри. Романа не противилась.

– Я знаю. Но со мной ты заводишься. – Руки Арресьядо на миг обвили талию девушки и тут же скользнули выше, к ее груди. – Ну какой молокосос твоего возраста заставит тебя так раскраснеться? – Комиссар бесцеремонно раздвинул коленом ноги девушки и толкнул ее на стол. – Давай держаться вместе… Я вознесу тебя за облака и уроню в бездну… Оставь любовь тем, кто никогда не познает ничего подобного… – Рука мужчины проникла женщине под юбку слишком далеко, и женщина не спешила отстраняться.

– Пять минут одиннадцатого, – сообщил Альваро, бросив взгляд на светящиеся стрелки золотых часов. – Пошли?

Ривен не ответил.

Расположенный в подвале больницы Томильяр склад ортопедического оборудования, на котором они провели несколько часов, скорее, заслуживал название «свалка ортопедического оборудования». Сидя среди сломанных инвалидных кресел, отживших свой век искусственных рук и ног и заржавевших осей для выпрямления конечностей, парковщик предавался не слишком приятным воспоминаниям о последней встрече с Хулией. Она состоялась именно здесь, в забитой старыми протезами подсобке, где они со стариком коротали время до встречи с охранницей морга.

– Пойдем? – повторил священник.

Они в полной темноте сидели на полу, привалившись к стене.

Ривен решил, что пришло время высказать вслух мысль, мучавшую его весь день.

– На этот раз похоже… Похоже, на этот раз у нас все шансы добраться до чемодана первыми. Те, кто опередил нас в Майрена-де-Алькор и на проспекте Аргентинской Республики, принадлежат к союзу, о котором вы говорили. Я ошибаюсь?

– Нет. Не думаю, что вы ошибаетесь.

– А еще выговорили, что в эту игру может вмешаться некая… третья сила. Ведь говорили?

– Не стану отрицать.

– Отлично. По-моему, настало время поподробнее рассказать мне о наших противниках.

– Боюсь, это время еще не настало, – Альваро поднялся на ноги и принялся отряхивать брюки.

– Это еще почему?

– Доверьтесь мне, я все расскажу, когда будет можно.

Ривен тоже встал и закурил сигару, опершись о шаткий стол; он всем своим видом давал понять, что не собирается никуда идти.

– А если я скажу, что мне осточертело ждать?

– Ривен, – священник, уже стоявший в дверях, обернулся и посмотрел на помощника с мягкой укоризной. – Вы еще не готовы узнать больше, чем знаете на сегодняшний момент.

– Почему?

– Обещаю, как только…

– Почему?

– Потому что вы мне не поверите. – Теперь Альваро потерял терпение и возвысил голос. – Вы бы поверили, если бы я сказал, что параллельно католической церкви на протяжении многих веков существует мощная, разветвленная организация с агентурой по всему миру и почти неограниченной властью? Что святая инквизиция не исчезла, а только ушла в тень? Что наши противники готовы на что угодно, на любую гнусность, чтобы заполучить книгу, самую обыкновенную книгу? Вы бы поверили, что существует книга, которая включает в себя все книги, что были и еще будут написаны? – Священник вздохнул и добавил уже спокойнее, с глубокой печалью человека, которому не с кем разделить невеселую правду: – Вы бы поверили?

Ривен промолчал.

Священник медленно повернулся и пошел прочь, унося с собой тяжесть своего предназначения, которую нельзя было переложить на чужие плечи. Обеты, перешедшие по наследству. Трудную и скорбную миссию, которой он не выбирал и не чувствовал в себе сил исполнить.

Подвал больницы был совершенно пуст, только ветер завывал в щелях, угрожая стереть старое здание с лица земли и развеять его обломки по объездной дороге. Словно этот давно забытый всеми угол был выбран для начала апокалипсиса.

Запертые двери, непонятный шум, пыльные плафоны, затхлый воздух.

Выбравшись на пересечение коридоров, старик с облегчением заметил, что Ривен идет за ним.

Спутникам пришлось не один раз обойти больничный лабиринт, прежде чем они обнаружили морг.

Скрипучие двери вели в очередной коридор с выкрашенными в грязно-зеленый цвет стенами, завершавшийся такими же дверями с табличкой «Зал аутопсии». За дверью слышался чей-то бодрый голос. Судя по отсутствию какого бы то ни было оборудования, кроме ржавого операционного стола, зал аутопсии давно не использовался по назначению. В глубине пряталась еще одна дверь. А за ней коридор, ведущий в просторное помещение со встроенными в стены металлическими ящиками. Оттуда-то и слышался оживленный женский голос.

– …Да брось, не бери в голову. Это только похоже на фильм ужасов, а на самом деле ничего страшного. Уж поверь мне, я здесь девять лет проработала. Девять лет как-никак. Пришла подменить одного приятеля, и вот вам, пожалуйста, сюда же никто не идет. Ты быстро привыкнешь. В других местах каждый сам за себя, стоит зазеваться, и тебя съели. А здесь все проще, можешь мне поверить. Я понимаю, ты тут пробыла совсем недолго, но мне совершенно непонятно, что тебе так не понравилось. Слушай, надо будет познакомить тебя с Фернандо…

Ривен высунулся из-за угла и махнул священнику.