«Это она!» – подумала Немила, подалась на несколько шагов вперёд и встала как вкопанная.

В ответ на её сомнения из темноты раздался осторожный вкрадчивый голос:

– Не бойсья багиньку. Багинька тебя не обидьет.

Голос тот был приятный, воркующий и нежный, в котором угадывался не то лёгкий изъян, не то необычный говорок.

Немила фыркнула – ей-то, и бояться! Вот ещё! Да она ещё девочкой бегала по реке и звала водяного, потому что верила, что если хорошо попросить, то хранитель вод позволит ей встретиться с любимой матушкой.

Матушку Немила так и не увидела, а со временем совсем позабыла, потому как была совсем малюткой, когда та умерла, утонув… Батюшка иногда грустно шутил, что она стала русалкой, женой водяного, и живёт ныне на дне речном. Гоняется за рыбой, ищет под камнями раков, играет с пиявками и кормит лягушек комарами, а когда всё наскучит, то выбирается на берег и безмолвно сидит, вспоминая свою прежнюю жизнь.

Она отогнала непрошеные мысли. Матушку уже не вернуть – будь та где угодно и чьей угодно женой. Нужно позаботиться о себе и о собственном благополучии.

Богинка до сих пор оставалась полностью невидима, а у Немилы в голове никак не укладывалось то, на что намекала Мокша. Неужели обладательница такого сладкого чарующего голоса может иметь внешность отталкивающую? Увидеть бы загадочное неизвестное существо хотя бы краем глазочка!

– Сьледуй за мньой. Палучить вьеткой в глаз-с-с ньепр-риятна, – скупо проронила богинка. Снова раздался чавкающий звук, на это раз сопровождённый едва различимым бульканьем.

Немила сделала несколько шагов, чувствуя, как снег под её ногами сменяется чем-то жидким и мягким. В лапти мгновенно просочилась влага, намотанные в несколько слоёв онучи промокли сразу в нескольких местах. Вода! Снег тает! И это посреди зимы!

Обернувшись, она мысленно поблагодарила старый дуб за то, что послужил ей путеводителем, после чего бесстрашно ступила в лес.

Снег постепенно сходил на нет. С последними снежинками на небо выкатилось единственное око Матери, которым она приглядывала за порядком, пока второй глаз – также именуемый Солнцем – был закрыт.

Серебристый свет луны плохо проникал между плотно сплетённых ветвей, но Немила пока не начала переживать. Она крадучись пробиралась по лесу за невидимой предводительницей и не переставала удивляться. Влажный участок земли у границы леса сперва сменился почти сухим, но потом богинка вильнула в сторону, и началась другая тропа, вязкая, трудная, смердящая испарениями.

Чтобы поменьше вязнуть, Немила хваталась за ветви деревьев, замечая, как древесные исполины постепенно сменяются кустоподобными кривыми карликами, которым в земле не хватало пищи.

«Никогда не думала, не гадала, что суждено мне утонуть в болоте посреди зимы», – страдальчески подумала Немила, но вслух даже не пикнула, несмотря на то что ноги её всё сильнее увязали в жиже.

Под лаптями уже вовсю хлюпало, передвигаться становилось тяжелее и тяжелее, но богинка продвигалась вперёд в своём темпе и не собиралась сбавлять ход, только изредка из темноты доносилось нетерпеливое: «Сьюда, сьюда!», а луна высвечивала сероватую длань с узловатыми пальцами и длинными скрюченными ногтями.

Лес внезапно кончился, а точнее, сильно поредел до торчащих из земли палок толщиной максимум в запястье. Заместо хлюпающей воды под ногами запружинила мягкая подушка, по которой ступать было гораздо легче и веселее. Луна перестала прятаться между деревьев и незаметно выкатилась на самую высокую точку небосклона, благодаря чему Немила наконец могла немного разглядеть фигуру своей проводницы, благо, та перестала нестись вперёд и теперь стояла на месте, подманивая Немилу к себе.

– Подойдьи сьюда, – раздался свистящий шёпот. – Дай мне посмотрьеть на тебя поближье!

Лунный свет обрисовал человеческий силуэт, облачённый в облегающие одежды, которые полностью повторяли изгибы фигуры. На самом деле собственно изгибов там особо и не было, рука, помахавшая Немиле, оказалась тощей и костлявой, а слишком длинные ноги, выглядывающие из прорех платья, богинка по очереди поднимала, потирая друг о друга, то ли от холода, то ли пытаясь избавиться от мучавшего её зуда. Это нехитрое действие напомнило Немиле, как пронырливые чернобрюхие мухи в редкие моменты отдыха, когда они не выискивают пищу и не кружат назойливо по округе, трут друг о дружку свои тоненькие, не толще конского волоса, лапки.

Ноги у богинки были совершенно кривые, вывернуты от колен таким образом, что пятки оказались смотрящими наружу, а пальцы ног – завёрнутыми внутрь. Лицо богинки оставалось в тени, а голова была покрыта гладью масляных волос, чернота которых плавно переходила в черноту платья.

Немила подошла и встала перед богинкой. Луна, более не загораживаемая густыми ветвями, светила в полную силу. Чувствуя не страх, но сильнейшее возбуждение, отдававшееся во всём теле дрожью, Немила подалась вперёд, чтобы получше разглядеть ту, кому по собственной воле позволила заманить себя сюда, кому вверила свою… жизнь.

И вдруг до неё окончательно дошло, что это, застывшее перед ней существо, может называться женщиной с большой-пребольшой натяжкой.

От омерзительного вида «женщины» Немилу чуть не затошнило: лицо той каким-то непостижимым образом выглядело одновременно и молодым, и старым, щёки были раздуты, а лоб был пересечён по горизонтали несколькими крупными глубокими морщинами. Морщины взрезались в уголки рта, искривлённого неестественной дугой по вине торчащих изо рта клыков.

Только сейчас до Немилы дошло, что богинка не была одета, а то, что она поначалу приняла за платье, было не чем иным, как продолжением волос, которые струились по голому телу почти до самой земли. Часть волос была намотана на предплечья и пропущена под грудью, а под рёбрами находилась уродливая выпуклость.

«Раздута вся от воды, как у утопленницы», – подумала Немила. Здесь впору испугаться, сломя голову ринуться через лес, обратно в деревню, к людям, но, с другой стороны, кого она ожидала увидеть? Известно же, что по описаниям видевших их людей, и кикиморы, и леший, и русалки имеют отталкивающую наружность, но это далеко не всегда значит, что они хотят причинить кому-то зло.

«Но добра ждать тоже не стоит, ибо у богинки жуткая внешность и чёрная душа», – напомнила себе Немила и поёжилась. Поскорее бы разделаться с маленькой загвоздкой, и – чухнуть домой на всех ветрах.

– Дай-ка потрогайю дитьятко, – проворковало чудовище и опустило свой жадный взгляд туда, где под несколькими слоями одежды чуть выпирал растущий животик.

У женщины тоже выпирал живот, только в нём бурлела не жизнь, а болотная вода, склизкая, вонючая, испускающая газы. Мёртвая.

Варежки Немила сняла уже давно, пуховый платок свисал с шеи на грудь, тулуп был распахнут. Эти меры не давали желаемой прохлады, однако алчущий, раздевающий взгляд чудовища вызывал лишь подспудное желание закутаться посильнее.