— Не оставляйте нас здесь! Заберите с собой, — крикнул кто-то на ломаном английском.

— Обойдетесь, — негромко и почти благодушно проворчал пират.

И добавил:

— Я бы взял для продажи плантаторам тех, кто покрепче и помоложе, но где тут найдешь толкового лекаря? Без помощи они все передохнут через неделю. В конце концов, устроить им быструю смерть в воде — это даже как-то милосердно. Милосердный Кэллоу! Как тебе нравится мое новое прозвище, Питер?

— Не очень. «Кэллоу — бешеная скотина» звучало куда как получше.

Капитан брига совсем не обиделся, а только разразился неистовым хохотом.

— Ты все такой же шутник.

«Маргарита» погружалась на дно. С ее палубы доносились приглушенные расстоянием крики, в которых уже не оставалось ничего человеческого.

Баррет спустился в капитанскую каюту, там было душно, пахло выпивкой и дешевым табаком.

— Располагайся, друг. Я дам тебе пожрать, причем из общего котла. Надеюсь, тогда ты поверишь, что на «Красавце альбатросе» тебя не отравят.

— Судну нужен ремонт.

— Земля неподалеку, гарнизон Кампече не близко. К вечеру мы высадимся на побережье и завтра утром займемся делом. Надеюсь, ты мне поможешь. Если хорошо проявишь себя, со временем я произведу тебя в лейтенанты, — несколько глумливо добавил Кэллоу.

Баррет промолчал, скептически рассматривая грязную, в сомнительных потеках стену.

— Мой тебе совет — не тяни до вечера с починкой «Альбатроса».

— Ладно, поглядим.

Баррет вышел на палубу, стены каюты давили его.

«Святая Маргарита» уже исчезла под волнами. Там, где она затонула, болтались в волнах несколько бесформенных обломков.

Вечером того же дня Питер Баррет рассматривал огонь костра, в котором дымилась невообразимая смесь корабельных щепок, рубленого дерева и разнообразного хлама. Жирная влажная зелень, попадая в пламя, ядовито коптила. Что-то попискивало и пощелкивало в мангровых зарослях. Кэллоу, устроившись рядом, развлекался тем, что накручивал на палец волосы пленной испанки, Время от времени он отрезал очередную волнистую прядь и кидал ее на костровые угли. Женщина молчала, в ее застывшем взгляде блекла обреченность.

— Ты вот-вот сделаешь свою девку лысой словно ее же колено, — мрачно предрек Баррет.

Кэллоу рассмеялся, колыхая объемистым брюшком.

— Она мне не нужна. Девчонка глупа и все время молчит. Если хочешь, забирай.

— Мне еще в Картахене надоели эти смуглые ведьмы.

— Ладно, я буду развлекаться по-своему.

Кэллоу дотронулся желтыми от табака пальцами до виска девушки.

— Некоторые ювелиры чересчур старательны. Чтобы стащить с нее серьги, мне пришлось надрезать мочки ушей. Пожалуй, я перережу ей горло. Ты ее точно не хочешь?

— Пожалуй, я передумал. Хочу.

Кэллоу пьяно засмеялся, схватил испанку за плечи и толкнул в сторону Баррета.

— Бери. Бьюсь об заклад, ты еще никогда не видел такой ледяной дуры.

Питер поймал брошенную словно тряпка женщину и оттащил ее в сторону. Стена прибрежной растительности сомкнулась за ними.

«Пожалуй, Памеле бы понравилась та глупость, которую я собираюсь сейчас учинить. Я сделаю это ради нее. И ради Сармиенто, которая меня выручила».

Лицо девушки неестественно застыло. Баррет смутно догадывался, что это означает. Прожив годы в Вест-Индии, он научился замечать «вуаль смерти» — то тонкое, трудно определимое выражение, которое тенью ложится на щеки и лоб завтрашних мертвецов. Оно вызывало мысли насчет обреченности и походило на налет почти невидимой пыли. «Эта девушка скоро умрет».

На щеках жертвы Кэллоу еще сохранились слабые следы белил, под левым глазом темнел густой кровоподтек. Она немного смахивала на Лусию, только выглядела моложе.

— Можешь не бояться, ты мне безразлична. Только сделай любезность — немного покричи.

Испанка молчала «Она меня не понимает».

Баррет повторил все то же самое — на ломаном кастильском.

Женщина опять не ответила. Питеру на миг сделалось жутковато — вокруг ее головы вились мелкие звонкие мухи, как будто это беззащитное тело уже сделалось трупом.

— Постарайся, иначе сюда придет Кэллоу.

Он подошел и слегка ударил испанку ладонью по губам. От пощечины она ахнула и тонко, громко заплакала. По ту сторону стены зелени раздалась непристойная брань и хохот Кэллоу.

«И что мне теперь делать? — смутился озадаченный Баррет. — Ее некуда отпустить — тут не Эспаньола. Западнее целый материк, восточнее — океан, вокруг нас дикий лес Юкатана. Я не могу привести девушку обратно в лагерь, там ее замучают до смерти. Если хочешь сотворить что-то странное, то всегда оказываешься дураком».

— Как тебя зовут, крошка? А впрочем, не важно. Слушай меня внимательно. Ты спустишься поближе к берегу и южнее ярдов на сто, но из зарослей ни в коем случае не выходи. Там, у воды, никто из наших не бродит. Найди какое-нибудь укромное место и спрячься как следует. Остерегайся змей. Я сюда больше не вернусь. Как только бриг отчалит, можешь собрать горячие угли и разжечь пожарче костер. Кидай в него зеленые ветки. Если повезет, то тебя найдут по дыму.

Девушка не ответила.

«Она все равно умрет, — мрачно подумал Баррет. — Это тонкое присутствие обреченности никогда не обманывает. Я только заменил девчонке быструю смерть от ножа медленной гибелью в лесу».

— Прощай.

Он вернулся к костру. Доблестный Кэллоу что-то тихо напевал, размешивая палкой угли. Слова были сомнительные.

— Где смуглянка?

— По-моему, сдохла от страха. Тебе не следовало так избивать женщину.

— Верно. Но, разозлившись, я сам собою не владею.

— Бриг сильно поврежден?

— О, не очень. Мы быстро справимся с такелажем, потом поищем новых кораблей, возьмем их и с добычей двинем в какую-нибудь гавань на Эспаньоле.

— Не стоит тут задерживаться. Побережье Юкатана нехорошее место.

— Почему?

— Мне кажется, в дебрях полно дикарей. Испанцы называют их индиос бравое.

Пьяный Кэллоу равнодушно отвернулся.

— Глупости. Или ты трус?

Ночь сгущалась над лагерем. Баррет попытался уснуть, он старался держаться поближе к дыму — густые клубы гари отгоняли назойливых насекомых. Утро пришло в свой черед и заполнило мир свистом птиц и шелестом сельвы[8]под морским бризом.

Англичанин, измученный укусами кровососов, равнодушно рассматривал чужое светлое небо с бледным призраком ущербной луны. В кустах глухо потрескивало.