– Я думаю о том, что ты потрясающе шевелишь ушами, – призналась она.

И он, конечно, не оценил. Ссутулился, подобрался, свёл брови к переносице.

– Ладно, не хочешь серьёзно говорить, не надо, – буркнул он, сунул ей какую-то коробку, которую тискал в руках с тех пор, как спрыгнул из унгуца, и развернулся к своему аппарату.

– Я серьёзно, – тихо попыталась пояснить Арай, но он не обернулся. Залез в кабину и улетел. Арай вздохнула. Хотон-хон не раз предупреждала, что не-целители таких вещей не понимают. Но у неё была слабая надежда: вдруг Исар хотя бы попытается? Во время встречи он же разобрался, что к чему… Но увы.

Арай шагнула за стеклянные двери и вспомнила, что снова забыла попросить Исара подписать бумаги для общежития.

Первый месяц лета посвящён богу туманов, и в этом году он удался на славу. Днём солнце хлещет, как настоящим летом, а чуть оно за горизонт – холодина такая, что Филин поджимает лапы и просится в дом.

Но мы с Киром не спешим. Последние несколько недель выдались какими-то уж очень напряжёнными, ни вздохнуть ни охнуть. Азамат уезжал на Арей с кем-то встречаться, потом к нам ещё делегации являлись, короче говоря, времени на себя и на семью вообще не было. Хотели сегодня вечером вместе посидеть, но в итоге нас с Киром вызвали на восточное побережье спасать работников, на которых обвалился старый дом, и теперь мы тут застряли. Ночью, да в туман до неба – пускай мои враги летают. Конечно, когда над облаками поднимешься, там видимость нормальная, но подниматься вслепую мне не очень-то нравится. Унгуцы к таким погодным условиям не очень-то приспособлены.

Поэтому мы с Киром решили размять ноги по холодку – воспользоваться вынужденной паузой в работе. Конечно, гулять в тумане тоже не ахти как интересно, но сидеть весь вечер в четырёх стенах ещё хуже, к тому же это в чём-то забавно. Дорогу впереди себя видишь метра на два. Кир несёт здоровенный противотуманный фонарь, но не думаю, что он далеко добивает.

– Кажется, впереди дом, – замечает Кир, подсвечивая нечто, отдалённо напоминающее стену.

– Мы же по дороге шли, откуда посреди неё дом?

– Надо думать, дорога кончилась, – пожимает плечами он и светит нам под ноги. И правда, там уже не накатанный дорожный грунт, а притоптанный газон, если это можно так назвать. На Муданге как-то очень плохо с идеями газонов, палисадников, а тем более садов. Разбитый в столице парк большинство вообще не понимает, как использовать.

– Тогда давай обратно на дорогу, – предлагаю я, пытаясь развернуться, не отпустив Кирова локтя.

Тут Филин вдруг издаёт тихий рык.

– Ты чего? – спрашивает Кир намного тише и светит по дуге вокруг нас. Ничего нового мы не видим – глухая стена дома, под ногами вытоптанная весенняя травка.

Филин рычит ещё раз и делает шаг в сторону, уставившись куда-то в туман.

Кир подбирается и на всякий случай достаёт электрошокер.

– Может, нам туда не надо? – тихо спрашиваю я, внезапно задумавшись, что за дом такой стоит к дороге глухой стеной?

Кир тянется к ошейнику Филина, чтобы оттащить его прочь, но тут стоявший неподвижно пёс вдруг срывается с места – только белые пятки мелькнули!

Из тумана доносится вопль и какой-то металлический то ли лязг, то ли стрёкот. Я выхватываю телефон и набираю сразу Эцагану, другой рукой вцепившись в Кира, чтобы не вздумал ломиться неизвестно во что.

Раздаётся выстрел – и тут же снова вопль. Человечий, а потом звериный – тоненький и жалкий. Кир вырывается из моих пальцев и исчезает в тумане.

Я шёпотом диктую Эцагану, где мы и что произошло. Он, конечно, орёт мне, чтобы никуда ни шагу до появления полиции. Я бы и рада, но как знать – что если там ребёнок ранен?

Отчаянно боясь, делаю шаг вдоль стены дома. Фонарь Кир забрал, так что никто меня в тумане не увидит, пока не наткнётся. Делаю ещё шаг. И получаю в лицо луч прожектора.

– Ма! – Кир светит на меня своим фонарём, переводя дыхание. – Иди сюда, он сбежал.

– Филин? – не уверенно уточняю я. “Идти сюда” мне совершенно не хочется.

– Да нет, мужик этот, – Кир отворачивает наконец фонарь и хватает меня за руку. Ослеплённая яркой лампой, я вообще ничего не вижу.

– А ты уверен, что он тут один? – спрашиваю.

– В доме свет не горит, дверь заперта, – сообщает Кир. – Левее, тут… тихо, говорю, тут ступенька!

Проморгавшись, я понимаю, что Кир ведёт меня за угол дома. От улицы к лесу уровень понижается, поэтому фундамент дома торчит выше, и вот об него-то я и споткнулась. Мы заворачиваем за второй угол – насколько его можно назвать углом у скруглённого саманного дома. С этого торца фундамент почти с меня высотой, а ко входной двери ведёт металлическая лестница. Под ней Филин в напряжённой позе вглядывается в какой-то свёрток, готовый в любую секунду броситься то ли на него, то ли прочь.

– Что там? – спрашиваю, присматриваясь. На человеческое тело не тянет: размером с корзинку для грибов и какое-то серое… прозрачное?

– Не знаю, Филин не даёт посмотреть. Но что-то копошится.

У меня коленки подгибаются от ужаса, но как я ни стараюсь, не могу рассмотреть, что такое серое и прозрачное там может копошиться. Кир, к счастью, не торопится приближаться.

Тут нас накрывает шатром света – над головой завис полицейский унгуц. Быстро они. Из Долхота вряд ли, наверное, где-то поблизости были. Унгуц спускается на относительно ровное место неподалёку от нас, выскакивают мужики в форме и с оружием. Меня начинает отпускать.

– Хотон-хон! – определяет меня командир группы. – Что произошло?

Я дёргаю Кира, чтобы объяснил.

– Мы гуляли, у меня пёс сорвался сюда. Услышали выстрелы. Я подбежал – Филин сцепился с каким-то мужиком на этом вот крыльце. Мужик меня увидел и дал дёру – в лес, насколько я мог видеть. Но выронил что-то. Вон оно там под крыльцом шевелится.

Полицейские тем временем окружают дом, заглядывают в окна. Командир включает такой же фонарь как у Кира и обходит крыльцо с другой стороны, чтобы не ломиться мимо Филина. Светит на загадочный серый предмет вплотную.

– Это клетка, – наконец идентифицирует он. – А внутри детёныш демона.

Байч-Харах возлежал на подушках вдоль столика из слэба очень старого каштана, залитого тонированной в травянисто-зелёный эпоксидкой. Исар, лёжа по другую сторону столика,  не мог отказать себе в удовольствии поглаживать пальцами гладкий, полированный, но выпуклый и неровный край слэба. Ему нравилось дерево на разных этапах обработки, не только отфугованное в ноль и с геометрической резьбой по всем торцам. Оказывается, он был такой не один. Вот и Императорское семейство предпочитало в интерьере природные формы.

– Будешь ещё? – спросил Байч-Харах, приподнимаясь на локте.