Первая половина его княжения ознаменована междоусобием (почти единственным в потомстве Калиты). Дядя Василия Васильевича Юрий галицкий не хотел уступить великокняжеский престол племяннику, основываясь на древнем обычае старшинства и на завещаний отца своего Димитрия Донского. Соперники отправились в Орду и представили дело в суд Улу-Махмета, который решил его в пользу племянника.

У Василия московского был боярин Иван Всеволожский, который подкупил ордынских вельмож и очень искусно склонил приговор хана в пользу своего князя. Между тем как Юрий доказывал свои права древними обычаями и ссылался на отцовское завещание, боярин говорил, что Василий ищет великого княжения не по завещанию, а по милости хана, который волен отдать его кому захочет. Василий обещал Всеволожскому жениться на его дочери, но по воле матери своей, гордой Софьи Витовтовны, женился на княжне боровской. Всеволожский отъехал тогда на службу к Юрию и постарался усилить его вражду с Василием. Сюда же присоединилось оскорбление, нанесенное сыновьям Юрия, Василию Косому и Димитрию Шемяке, на свадебном пиру у молодого московского князя.

Здесь один из старых бояр узнал на Косом пояс, украшенный золотом и драгоценными каменьями, который некогда был отдан в приданое за женою Димитрия Донского, но украден во время свадьбы тысяцким Вельямином и подменен другим поясом; переходя из рук в руки то по наследству, то вместе с приданым невесты, он достался наконец Василию Юрьевичу. Боярин, признавший пояс, сказал о нем Софье Витовтовне, а та приказала тотчас снять его с Косого. Братья уехали с пира, поклявшись отомстить за такое оскорбление.

Побуждаемый своими беспокойными сыновьями, Юрий вооружился, изгнал Василия из Москвы и умер здесь великим князем. Сыновья его продолжали борьбу. Захватив в плен Косого, Василий Васильевич приказал его ослепить, но в свою очередь он сам попал в руки Димитрию Шемяке и тоже был ослеплен.[42]

Василий, прозванный Темным, вышел победителем из этой борьбы, продолжавшейся целые 20 лет.

Ему усердно помогали духовенство, бояре и самые татары. На его стороне было и московское население, которому более нравилось наследование по прямой линии, т. е. от отца к сыну, потому что новый порядок доставлял более спокойствия, нежели прежние понятия о старшинстве, подававшие повод к частым распрям. Из событий церковных в княжение Василия Темного замечательно следующее. Когда во Флоренции собрался духовный собор для соединения церквей Западной и Восточной, то московский митрополит Исидор, родом грек, отправился на этот собор и там принял так называемую Флорентийскую унию. По возвращении в Москву он начал поминать папу вместо восточных патриархов. Василий Темный велел посадить его под стражу и судить (1440). Исидор спасся бегством и умер в Риме кардиналом. Он был последний русский митрополит из греков. Преемник его рязанский епископ Иона поставлен в митрополиты собором русских архиереев. Василий II почти уничтожил раздробление Московского княжества между потомками Калиты, но перед смертью по старому обычаю наделил волостями своих младших сыновей. Впрочем, их уделы могли считаться весьма незначительными в сравнении с тою частью, которую получил старший сын Иоанн, бывший в последние годы соправителем отца. Город Владимир назначен ему в отцовском завещании уже без всякого различия с прочими московскими городами.

Итак, обстоятельства, способствовавшие возвышению Москвы, были следующие:

1. Выгодное географическое положение — вдали от сильных внешних врагов.

2. Великорусская народность, отличающаяся смышленым, предприимчивым и упругим характером.

3. Усердное содействие духовной власти и боярского сословия.

4. Целый ряд даровитых личностей на московском столе; их искусная, настойчивая политика и расчетливая хозяйственная деятельность.

5. Покровительство и помощь Золотой Орды.

6. Малочисленность княжеской фамилии (сравнительно с другими отраслями Игоревичей) и отсутствие внутренних междоусобий до времен Василия Темного.

7. Утверждение нового порядка престолонаследия от отца к сыну (или старшинство племянника над дядею) и сочувствие населения этому новому порядку.

8. Раздробление и слабость соседних княжеств, неустройства и разъединение вечевых общин Северной Руси.

Почти все московские князья со времен Ивана Калиты предпринимали походы на Новгород, заставляли его платить большие суммы за подтверждение старинных вольностей и обязывали ежегодною данью с новгородских волостей (известною под именем «черного бора»). Для борьбы с Москвою новгородцы начали искать союзника в Литве, которая была наследницей Юго-Западной Руси и естественною соперницею Москвы. Со времен Гедимина новгородцы нередко призывали к себе князей из Литвы и давали им города «в кормление» (т. е. доходы от суда и управления). Но великие князья литовские при случае опустошали новгородские земли, брали с Новгорода большие окупы и стремились наложить на него свое господство (особенно много терпел он от Витовта).

Богатства Новгорода служили приманкой для его сильных соседей. Главным источником его благосостояния была обширная торговля. Торговые сношения с Западной Европой имели благодетельное влияние на развитие новгородской образованности. Новгородцы ездили с товарами в Ливонию, Германию и во все русские области, а в Новгороде постоянно жили немецкие купцы и мастера. В летописях мы часто встречаем известия о физических бедствиях, посещавших Новгородский край: страшные пожары опустошали Новгород; весенний лед, шедший из Ильменя в Волхов, нередко срывал мосты, и город терпел от наводнений; мороз побивал в поле хлеб, и происходил голод, от которого гибли тысячи людей; довольно частое моровое поветрие (называвшееся железою) губило их еще более. А между тем благодаря своему деятельному промышленному характеру город богател и украшался каменными храмами с искусною стенной живописью. (Своими постройками особенно известен архиепископ Евфимий в XV веке.) Но общинное устройство Новгорода не выработало твердой правительственной власти и оставляло обширное поле для внутренних смут (хотя в XIV и XV веках известен там Правительственный Совет, составленный из знатных людей). Это обстоятельство было главной причиной слабости в то время, когда новгородцам приходилось отстаивать свою самобытность.