Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жертвы держат язык за зубами. Через несколько дней что-то просочится, студент скажет, что заболел, пропустит занятия, ну и поползут слухи, что они на него напали.
Брат и сестра сели на кровать с двух сторон от меня. Лица их были серьезны. Их доверие льстило мне.
– Разве власти не могут что-нибудь предпринять? Университет обязательно должен вмешаться.
– Не могут, – сказала Катерина. – Вы не знаете силы этих людей. Это не просто обычное университетское общество, члены которого всем хорошо известны. У них все держится в тайне. Это организация тайная. И преступная.
– Насколько мне известно, – сказал Паоло, – в нее могут входить не только студенты, но и преподаватели. И хотя все студенты Э. К. чувствуют, что она направлена против них, мы ни в чем не можем быть уверены. Мы слышали, что даже в нашей группе есть студенты, которые на них шпионят.
– Теперь вы понимаете, – сказала Катерина, – почему мы забеспокоились, когда вы вошли. Это они, – сказала я Паоло.
Я потрепал их по плечам и поднялся с кровати.
– Нет, если они и выходили, то не по мою душу. – Я подошел к окну и открыл ставни. Перед домом номер 5 машины уже не было. – Иногда, – сказал я, – у людей бывают галлюцинации. Со мной такое случалось. Порой кажется, будто видишь что-то совсем потустороннее, а потом все объясняется самым обыкновенным образом. Возможно, ваше общество и существует, даже наверняка существует. Но вы могли преувеличить его значение, отчего оно и представляется вам куда более грозным, чем есть.
– Совершенно верно, – сказал Паоло, тоже вставая, – вы говорите совсем как наши зубоскалы. Но вы ошибаетесь. Подождите, сами увидите.
Пойдем, Катерина.
Девушка пожала плечами и вслед за братом направилась к двери.
– Я знаю, это звучит глупо, – сказала она, обращаясь ко мне, – как детская страшилка. Но в одном я уверена. Я ни за что не стану гулять по Руффано ночью, если нас будет меньше шести человек. Здесь и на пьяцца делла Вита все спокойно. Но не на холме и не рядом с дворцом.
– Благодарю вас, – сказал я. – Я воспользуюсь вашим предупреждением.
Я докурил сигарету, разделся и лег в постель. Сказка про "тайное общество" подействовала на меня как противоядие – я оправился от пережитого потрясения. Здравый смысл подсказывал мне, что случайная встреча на лестнице и фигура, скрывавшаяся за дверью герцогского дворца, так повлияли на мое и без того подогретое воспоминаниями воображение, что, когда я подошел к своему старому дому, оно вызвало из тьмы образ живого Альдо. За последние дни это уже второй случай. Сперва я принял за Марту женщину, убитую в Риме на виа Сицилиа. И вот теперь – видение брата. В ту ночь я спал спокойно.
Утром я проснулся со свежей головой, голодный и полный энергии. Прежде всего я сказал себе, что пора отогнать все призраки и развеять тени, которые преследовали меня последнее время. Я разыщу косоглазого сапожника и спрошу у него, жива ли Марта. Более того – наберусь храбрости, позвоню в дверь нашего старого дома на виа деи Соньи и попрошу супругу ректора синьору Бутали назвать мне имя ее ночного посетителя. Вероятнее всего, это последнее получит заслуженный отпор, последует жалоба в регистрационное бюро университета, и – конец моей временной работе. Призраки будут повержены, и я обрету свободу.
Мои юные друзья Паскуале и другие студенты ушли на лекции еще до того, как я без четверти девять вышел из дома и по виа Россини направился к герцогскому дворцу. Руффано сиял в лучах утреннего солнца, и меня со всех сторон окружали шум и суета. Никакие мрачные фигуры не таились в дверях и не пугали прохожих. Я размышлял, до какой степени рассказ студентов соответствовал истине и не был ли он наполовину мифом, порожденным массовой истерией. Слухи, как инфекция, разносятся быстро.
Я отметился в библиотеке под девятый удар соборного колокола, опередив своего начальника на три минуты. Джузеппе Фосси, подумал я, выглядит измотанным, вполне возможно, что подвиги минувшей ночи выкачали его не в одном, а сразу в нескольких смыслах. Он коротко поздоровался со мной и с другими и тут же отрядил меня сортировать и отбирать тома на немецком, которые принадлежали университету, но случайно смешались с дворцовой библиотекой. Эта работа очень отличалась от сверки маршрутов и сведения цифр, и я ушел в нее с головой. Особенно заинтересовал меня четырехтомный труд под названием "История герцогов Руффано", написанный каким-то немецким ученым в начале девятнадцатого века и, по словам Джузеппе Фосси, чрезвычайно редкий.
– Между художественным советом и нами идет спор по поводу того, кому он принадлежит, – сказал мне библиотекарь. – Пока лучше отложите эти книги и не пакуйте их с остальными. Мне надо посоветоваться с ректором.
Я решил осторожно поставить тома на отдельную полку. Раскрыв один из них, я увидел, что страницы слиплись. Вряд ли эти тома когда-нибудь читали.
Архиепископ Руффано, которому они, должно быть, принадлежали до Рисорджименто, либо не знал немецкого, либо был так шокирован их содержанием, что не решился даже перелистать их.
"Клаудио Мальбранче, первый герцог Руффано, был известен под прозванием Сокол, – прочел я. – Его короткая жизнь окутана тайной, поскольку современные власти не дают нам возможности с определенностью заявить о его чудовищных пороках, каковыми традиция и косвенные намеки очернили его память. Многообещающий юноша, он не выдержал испытания властью и богатством, забыл о былом благочестии и, окружив себя горсткой приверженцев, наводил страх на добропорядочных граждан Руффано отвратительной распущенностью и беспредельной жестокостью. Никто не осмеливался покидать свой дом вечером из страха, что Сокол спустится в город и вместе со своими сообщниками начнет всех хватать и учинять прочие бесчинства".
– Синьор Фаббио, будьте любезны, помогите мне разобраться с этими списками. – Голос моего начальника, немного усталый, немного раздраженный, оторвал меня от поразительных разоблачений, обещанных немецким ученым. – Если вы желаете читать книги, то должны тратить на это свое время, а не наше.
Я извинился. Он больше не возвращался к этой теме, и мы занялись списками книг. Либо стряпня синьорины, либо ее запросы оказались не по силам синьору Фосси. Я сделал вид, будто не замечаю ужимок Тони, который за спиной нашего начальника, положив голову на ладони, изображал наигранное утомление; однако меня не удивило, когда вскоре после двенадцати Джузеппе Фосси заявил, что ему нездоровится.
– Наверное, вчера вечером я съел что-нибудь не то. Пойду домой и прилягу. Если станет лучше, вернусь во второй половине дня. Буду вам чрезвычайно признателен, если вы продолжите