Вернувшись к себе, я честно пытался продолжить работу, но на ум все равно настырно лезли всякие мысли: что там у нее? Что за суд? Насколько всё серьезно?

Потом психанул: да почему с ней вечно вот так? Не хочешь ничего о ней даже знать, думать себе запрещаешь, а оно все равно тебя дергает изнутри, скребет, грызет. Бесит!

В конце концов вызвал к себе начальника отдела кадров. Кто, как не он, должен про неё знать?

В кабинет он вошел бочком и сесть без приглашения постеснялся. Да уж, это не Марина, которая сегодня ворвалась, забив на мое "я занят".

— Хочу кое-что спросить у вас… — я вопросительно посмотрел на него.

— Михаил Андреевич, — подсказал он.

— Да, Михаил Андреевич. Расскажите мне всё, что знаете, про вашу подчиненную. Филатову.

Он удивленно вскинул брови, как будто я спросил у него какую-то чушь, проморгался, потом зачастил:

— Так я… особо ничего о ней не знаю. Я даже думал, что, наоборот, вы о ней сами все знаете. Вы же знакомы, да?

Ещё один дурак, с досадой поморщился я.

— Ладно, понял, не мое дело, — спохватился он. — Но я все равно мало чем могу помочь. Вы лучше у Казаринова спросите. У Виктора Ивановича.

— А при чем тут он? — невольно нахмурился я.

— Так это он её привел к нам два месяца назад. Упросил, чтобы ее взяли. Какие уж там у них отношения, мы можем только догадываться. Виктор Иванович вроде как женат, хотя с другой стороны…

— Ближе к делу, — мрачно пресек его я.

— Извините, — сразу переключился он. — В общем, я не знаю, что у нее там за история на прежнем месте работы приключилась. Знаю только, что ее уволили по статье за аморалку.

— Что?! — вырвалось у меня.

— Ну да. За аморалку. И она нигде не могла найти работу. Казаринов был дружен с нашим директором… извините, с бывшим директором. Ну и замолвил за нее словечко. Её приняли, а мне велели не распространяться. И я молчал, только вот вам…

— Ясно. Кто такой — этот Казаринов? — его фамилию я уже встречал, но не мог вспомнить, в какой связи.

— Это начальник отдела логистики.

— Ладно, свободны.

И того как ветром сдуло.

Кадровик мне не понравился. Он мне в конец настроение испортил. А главное, ничего я с ним не прояснил, а только ещё больше запутался. Марину выгнали с работы по статье? Это что же такое надо было вытворить, чтобы в наше время уволили за аморалку? И не с этим ли связан ее суд?

Короче, сплошные вопросы… Впрочем, при желании разузнать ведь несложно. Только зачем мне это надо, все еще пытался я себя урезонить. Меня это вообще никак не должно трогать. И тем не менее достал сотовый и принялся листать список контактов…

Марина

Не знаю, как я пережила эти выходные и не тронулась умом. Казалось, я погрузилась на самое дно пропасти, где нет просвета, где сплошные мрак, пустота и холод. Собственное тело вызывало неприязнь, следы его поцелуев на шее горели, как отпечатки позора. Но ещё отвратительнее было на душе.

Я отчаянно искала, за что можно зацепиться. Просто чтобы не сломаться окончательно, потому что чувствовала — я уже на грани, на последнем издыхании. Только мысли о моей девочке ещё держали меня, но с каждым днём чувство безысходности становилось всё острее.

Увидеть бы хоть одним глазком Оленьку…

От тоски по ней я готова была на стены лезть, но сил едва хватало передвигаться по квартире. Впрочем, почти все выходные я плашмя пролежала на диване, будто придавленная неподъемной плитой.

То, что сделал Тимур, меня не просто выбило из колеи. Я утратила всякую опору. Хотя, казалось бы, после всего его оскорбление — сущая ерунда, но нет. Меня это сильно подкосило. Наверное, потому что именно от него я ничего подобного не ожидала. Точнее, не ожидала такой вот игры.

Если бы он сразу, с первой встречи, повел себя со мной жестко, грубо, показал бы свое настоящее отношение — это бы так не ранило. Он же растравил душу, всколыхнул чувства, а затем… лицом в грязь. Растоптал и выжег все светлое и теплое, что я хранила в воспоминаниях о нем.

И теперь мне хотелось одного: больше никогда его не видеть. Вышвырнуть из жизни, из сердца, из памяти так же, как он вышвырнул меня.

Господи, как же я мечтала прийти в понедельник и сунуть ему заявление на увольнение. Но вместо этого придется просить его, чтобы он подписал мне характеристику. Снова унижаться перед ним… От одной мысли меня душили слезы и накатывала тошнота. Но делать было нечего.

Тимур, как я и боялась, ничего подписывать не стал, попросту выставил меня из кабинета. Выгнал как какую-то… Господи, каких сил мне стоило сдержаться и не бросить ему в лицо то, что о нём думаю. Решила, ближе к концу рабочего дня снова зайду и, если он снова меня прокатит, выложу ему всё начистоту.

Однако и часа не прошло, как он заявился к нам в кадры собственной персоной. Положил мою характеристику на стол. Честно говоря, я уже ничего хорошего не ожидала. После его слов почти уверена была, что ничего он не подпишет, ещё и поглумится вдоволь. Но нет, подписал. Ещё и помощь какую-то предлагал. Ну да, так и хотелось ему ответить, что уже помог, в пятницу, да так, что я от его помощи до сих пор себя ничтожеством чувствую. И если до этого я сомневалась, как Тимур воспримет мою тайну, но все же надеялась, что поверит, то после этой пятницы отпали все сомнения. Какой уж тут поверит, если ничего не зная, он меня уже в шлюхи записал.

Так что нет, пусть уж лучше он так и останется в неведении…

* * *

Весь остаток дня Люда меня доставала: а что за суд? А для чего тебе характеристика?

Наверное, подслушивала, когда Тимур отправил её из кабинета. И теперь ее аж трясло от любопытства. А меня — от раздражения, так она надоела со своими расспросами. Когда она ровно в шесть умчалась домой, я только выдохнула с облегчением.

Впрочем, я и сама не стала задерживаться. Не хотелось — весь мой трудовой запал Тимур одним махом свёл на нет. И главное, я опасалась, что он снова придет в кадры, когда никого, кроме меня, здесь не будет. А мне даже просто смотреть на него невмоготу.

Я спустилась на проходную, сдала охране ключ, отметилась в журнале, когда услышала за спиной шаги, а потом и голос. Его голос.

Тут же чуть не дернулась было в попытке поскорее сбежать, лишь бы снова с ним не столкнуться нос к носу, но вовремя спохватилась, решив, что это будет нарочито и глупо. Поэтому без всякой спешки вернула журнал охраннику, который уже вытянулся в струнку, глядя мне за спину. Сама я даже не стала оборачиваться, как будто даже не подозревала, что он стоял сзади, и с деланным спокойствием вышла из здания.

Только и он сразу же вышел и позвал меня. Нехотя, я оглянулась.