чем в любом другом северном городе, включая Чикаго. Большинство из них жили в Гарлеме — сюда же стремились все музыканты. Здесь было множество театров и клубов, а Бродвей и офисы звукозаписывающих компаний располагались в одной-двух поездках на метро. Дюк Эллингтон говорил: «Гарлем для нас обладал самой чарующей атмосферой в мире. Мы должны были быть там». Но веселиться можно было и не в клубе. Поэт Лэнгстон Хьюз вспоминал: «Субботние вечеринки в арендованных квартирах, на которых я побывал, бывали даже более забавными, чем ночные клубы. Фортепиано часто дополнялось гитарой или странным корнетом, или кто-то с парой барабанов заходил с улицы... Танцы, песни, импровизированное веселье продолжалось, пока рассвет не стучал в окна».

Корни нью-йоркского джаза лежали в черном регтайме, который сам по себе был афроамериканским ответом на европейскую классическую гармонию и чинную игру по нотам. Два десятилетия в вест-сайдских и гарлемских тавернах шлифовался фортепианный стиль страйд, схожий с регтаймом: левая рука исполняет размеренный басовый ритм, скачущий по октавам, но, в отличие от регтайма, та же левая рука также играет части мелодии и освобождает правую руку ради пущих украшений, прыжков и пробежек вверх и вниз по клавиатуре. Мастера страйда — такие как Джеймс Пи Джонсон или Томас Фэтс Уоллер — превращали пьесы рэгтайма и популярные песни в импровизации, наполненные переливами мелодий, соперничающих по сложности с классическими произведениями. Даже ветераны вроде Джелли Ролл Мортона, приехавшие в Нью-Йорк из Чикаго, быстро перешли с регтайма на страйд.

Каунт Бейси, Дюк Эллингтон, Арт Тейтум — все они развивали подобный сложный фортепианный стиль, который был в цене в Нью-Йорке 20-х с его шестью миллионами жителей и огромным рынком развлечений. В 20-х годах средоточием творческой энергии Нью-Йорка стал богемный район Гринвич-Виллидж. Вслед за писателями, художниками и поэтами сюда приехали музыканты: именно здесь находятся такие всемирно известные джаз-клубы, как Blue Note и The Village Vanguard. Здесь всегда можно было зайти в маленький кабачок и послушать местного поэта, фолк-коллектив или простого паренька с гитарой, исполняющего свои песни. И кто знает, какая судьба ждет этого паренька: именно на сцене одного из клубов Гринвич-Виллидж впервые выступил со своим сенсационным материалом Боб Дилан. А приметил и вывел этого амбициозного кучерявого юношу «в люди» продюсер Джон Хэммонд — тот самый искатель талантов, что когда-то помог карьерам таких джазовых звезд, как Каунт Бейси и Билли Холидей.

Главный нью-йоркский клуб 20-х — Savoy Ballroom, располагавшийся в доме номер 596 на Ленокс-авеню. Он открылся 12 марта 1926 года и рекламировался как самый красивый танцевальный зал в мире: клуб занимал целый второй этаж здания, вытянутого вдоль всего квартала, и располагал двумя эстрадами, выдвижной сценой и внушительным танцевальным партером 15 на 61 метр. Это было самое популярное, шумное и сверкающее место в Гарлеме — и оставалось таковым до 50-х годов. Всего 50—75 центов за вход — а веселья буквально через край. Обычно здесь выступало два оркестра с двумя разными сетами, поэтому клуб превратился в подходящее место для «музыкальных сражений». 15 мая 1927 года прошла первая «битва джаза», в которой приняли участие Dixie Syncopators Кинга Оливера, Harlem Stampers Чика Уэбба и Roseland Orchestra Флетчера Хендерсона. В дальнейшем события такого рода организовывались еще не раз.

Во время премьерного вечера в Savoy Ballroom выступал оркестр Флетчера Хендерсона, которому посвящена отдельная глава: в 20-х годах в Нью-Йорке ему не было равных. Этот ансамбль уже обрел приличную известность, когда к нему присоединился Луи Армстронг. Появление этого музыканта вызвало настоящий ажиотаж. Хотя нью-йоркские джазмены были знакомы с блюзом через записи, некоторые из них были поражены, насколько блюз Дельты повлиял на черный джаз Нового Орлеана. После работы с Армстронгом саксофонист Коулмен Хокинс привнес новый стиль в свою игру — экспрессивный и имитирующий пение. Влияние Луи Армстронга превратило джаз в искусство отдельных импровизаторов, а коллективная импровизация, основа новоорлеанского джаза, ушла в прошлое. Джаз в версии Луи Армстронга перво-наперво прижился именно в Нью-Йорке, и этот же город стал колыбелью и для других музыкальных революций.

Другое нью-йоркское заведение, без которого история джаза была бы иной, — клуб Cotton, открытый (сначала под другим названием) на Ленокс-авеню в 1920 году и оформленный в ностальгическом южном ключе: сцена в виде веранды особняка плантатора с белыми колоннами и задником с дубами. Примечательно, что первым владельцем клуба был бывший чемпион по боксу Джек Джонсон — именно ему Майлз Дэвис посвятил свой альбом A Tribute То Jack Johnson (1970). Сюда стекались все сливки нью-йоркского общества, здесь мечтали сыграть все музыканты, к тому же отсюда велись радиотрансляции — прямая дорога к общенациональной славе. С 1927 по 1931 год оркестр Дюка Эллингтона являлся в Cotton основным составом, заложив основы своей популярности на десятилетия вперед. После расовых беспорядков в Гарлеме в 1935 году район стал считаться небезопасным для белых, и Cotton переехал в центр города, где продолжал работать до закрытия в июне 1940 года.

Музыка Нью-Йорка — нервная, быстрая, ломаная, как джазовый стиль бибоп, рожденный в 40-х годах в клубе Minton’s Playhouse и обкатанный в клубах Пятьдесят второй улицы (ее называли просто Улицей), куда съезжались после работы музыканты, чтобы свободно импровизировать сверхбыстрые ритмы, напоминающие каждодневную нью-йоркскую толкотню и суету. Импресарио Джордж Вейн вспоминал о своих нью-йоркских впечатлениях, когда он еще был тинейджером из Бостона: «Вечером я мог взять у отца 10 или 15 долларов и идти по всем тем барам, где я не мог выпивать, но мог потратить доллар на имбирный эль. Это было самое лучшее чувство — например, в три утра, когда я был полусонным, но я не спал. Ты был один, может быть, в компании трех-четырех парочек, и ты чувствовал, что музыканты играют для тебя. Конечно, они играли и друг для друга».

Новой музыкой заслушивались битники, которые любили сидеть в кафе на Бликер-стрит, а уже под их влиянием Боб Дилан написал и впервые исполнил на сцене одного из клубов Гринвич-Виллидж свой антивоенный гимн Blowin’ In The Wind. Лидер революции бибопа и один из влиятельнейших музыкантов XX века Чарли Паркер написал пьесу, названную «Сваливай из Яблока», имея в виду прозвище Нью-Йорка — Большое Яблоко. В записи участвовал еще один великий музыкант, приехавший в Нью-Йорк, как в музыкальную Мекку, — трубач Майлз Дэвис. Барабанщик Шелли Манн рассказывал: «Это было прекрасно, потому что вы могли играть все виды музыки. Вся история джаза располагалась на одной улице, и это было действительно здорово