Ромка, услышав звонок, пошел открывать дверь, едва заметновздохнув. Но, поняв, что я за ним наблюдаю, выжал из себя улыбку. Подозреваю,что звонок он бы и вовсе проигнорировал, да вот беда – был уверен: слух у меняотличный.

Всего десять минут назад он развивал мысль о том, как этопрекрасно – провести вдвоем свободный вечер, и я была склонна с нимсогласиться. Хотя бы по той причине, что свободные вечера в последнее время нетак часто у нас бывали. Мы устроились на лоджии, любуясь цветущей сиренью водворе, и пили чай. Вот тут и позвонила Женька. Для нее у меня была специальнаямелодия на мобильном, музыкальная тема из фильма «Секретные материалы», так чтоРомке даже не пришлось спрашивать, кто звонит.

– Анфиса, ты дома? – спросила подруга.

– Да, – ответила я.

– Сейчас буду.

– О господи! – простонал муж.

– Что «о господи»? – нахмурилась я.

– Она когда-нибудь замуж выйдет? – язвительноосведомился Ромка, для которого замужество Женьки стало навязчивой идеей. Онсчитает, что если она выйдет замуж, то появляться у нас будет гораздо реже иперестанет втравливать меня в истории. Это его вторая навязчивая идея.Послушать Ромку, так мы с подругой спим и видим, как бы занятьсярасследованием. Не моя вина и уж точно не Женькина, что несколько раз намдействительно пришлось…

Я не успела продолжить размышления, потому что Ромка опятьпроворчал:

– Кончится тем, что она останется в старых девах.

– Не останется, – отмахнулась я.

У Женьки в парнях недостатка нет, а то, что она не спешитзамуж, объясняется просто: пока не влюбилась по-настоящему. А без любви озамужестве и речи быть не может. Вот я, к примеру, мужа очень люблю, но парураз в день непременно возникает желание его придушить за несносный характер(само собой, он в свою очередь считает несносной меня), а представляете, чтобыло бы, если бы я его любила чуть меньше? Так от мыслей недолго перейти кдействиям… В общем, брак – это серьезно, и решаться на него надо лишь в томслучае, если выбора нет, то есть если ты без этого человека попросту жить неможешь, а Женьке и одной живется прекрасно.

– У нее нет подходящей кандидатуры, – пожала яплечами.

– Как нет? А Петька? Я его в звании повышу и своюдолжность уступлю, только бы он ее уговорил.

– Господи! – возмутилась я. – Ну о чем можноговорить с твоим Петькой? Он бы хоть одну книжку прочитал. А Женечка…

– Он читал. Я сам видел. Читал. И твою последнюю книжкутоже. Очень хвалил. Петька, он вообще… толковый такой. В смысле книжек. И намногое готов для женщин – в кино, даже в театр. У него разнообразные интересы.

– Ага, – фыркнула я. – Охота, рыбалка, баня…

– Анфиса! – возмущенно воскликнул муж. – Нуне кактусы же ему разводить.

Я махнула рукой и отвернулась. Ромка обиженно засопел. Воттут и позвонили в дверь.

– Это Женечка, – улыбнулась я. Муж побрелоткрывать, и вскоре вернулся с моей подругой.

Вид у Женьки был кислый, то есть совершенно несчастный вид.Я привстала, ахнула и шагнула ей навстречу.

– Что случилось?

Ромка закатил глаза и демонстративно удалился, тем самымнамекая, что все Женькины несчастья ломаного гроша не стоят. Она приземлилась вкресло, где ранее обретался муж, и сказала:

– Анфиса, это свинство.

– Что? – еще больше забеспокоилась я.

– Все. Я мечтала, мечтала, и нате вам… просто насмешкакакая-то. Никогда больше ни о чем мечтать не буду, одно расстройство.

Ромка сунул голову в открытую дверь и сказал с ехидством:

– В жизни бывает две трагедии: неосуществленная мечта иосуществленная.

– Философ, – презрительно фыркнула Женька, а я совздохом спросила:

– Ты туда ездила?

Женька кивнула и поинтересовалась:

– Ромка, у тебя коньяк есть?

– Есть.

– Налей, что ли, выпью с горя, может, полегчает.

– Это пожалуйста, – обрадовался Ромка ирастворился в кухне, откуда прикатил столик на колесиках, а потом принеспластмассовый стул, на который пришлось пересесть мне. Ромку стул не выдержит,при росте два метра в нем сто десять килограммов веса, хоть он и врет, чтодевяносто восемь. Муж у меня… как бы это сказать помягче… очень большой, вот исейчас, устроившись в кресле и вытянув ноги, он занял все свободноепространство, и наша лоджия сразу показалась мне микроскопической.

На столике, кроме бутылки коньяка, были лимон дольками, трирюмки и плитка шоколада в вазочке. Года два назад я с трудом отучила Ромкузакусывать коньяк капустой, теперь он гордится умением тонко нарезать лимон,хотя по капусте все равно скучает. Муж разлил коньяк в рюмки, поднял свою исказал, обращаясь к Женьке:

– Ну, за твое несчастье.

– Кто ж за это пьет? – возмутилась она, но выпила,закусила и посмотрела на меня с томлением.

– Значит, ты туда ездила? – тоже выпив и закусив,повторила я свой вопрос, а Женька кивнула.

Тут надо пояснить, Женька уже давно мечтает стать богатойженщиной. На огромные богатства, как то: вилла в Испании, океанская яхта ипрочее в том же духе – она не замахивается, скромно согласившись с тем, чтогодовой доход в сто двадцать тысяч евро ее вполне устроит. Но провинциальныежурналисты похвастать таким доходом не могут, что Женьку весьма огорчает, аменять что-то в своей жизни она не собирается. Лично я уверена: мечта обогатстве – это очередная Женькина блажь, но она с этим не соглашается.Подружка моя очень деятельная особа, жизнь ведет насыщенную, и, по большомусчету, на деньги ей наплевать. Но, раз вбив себе что-то в голову, она твердо решила:пока вожделенного богатства нет, счастья ей не видать. Когда я пытаюсь ееобразумить, она в ответ отмахивается:

– Тебе хорошо говорить, у тебя отчим депутат. У него вМоскве четыре квартиры и особняк в ближайшем Подмосковье. И ты единственнаянаследница. Помрет отчим – все тебе оставит.

– С какой стати ему умирать? – пугаюсь я.

– Все равно он когда-нибудь помрет. Я в том смысле, чтотебе есть на что рассчитывать. А я должна о себе сама заботиться.