— На кого ты похож, на кого ты похож, — он хлопнул в ладоши и качнулся вперед на диване, его ноги торчали горизонтально. Я закатил глаза и посмотрел в сторону.

— Не обращай внимания, не обращай внимания. Пара чашек чаю, и ты будешь в порядке.

— Хо, — выдавил я и задрожал.

9

Я ушел оттуда около часа ночи, трезвый и налитый чаем. Желудок и горло мои были почти в норме, хотя голос звучал сипло. Я пожелал Джеми и его маме спокойной ночи и пошел пригородом до дороги, ведущей на остров, потом по дороге в темноте, иногда используя фонарик, к мосту и дому.

Это была спокойная прогулка через болото, дюны и кочковатое пастбище. Кроме звуков своего движения, я слышал только отдаленный шум тяжелых грузовиков на дороге, идущей через город. Облака закрывали большую часть неба, от луны было мало света, дорога впереди меня была совсем темной.

Я вспомнил как однажды, два года назад, в середине лета, когда я также шел по дороге поздним вечером после целого дня похода по холмам за городом, я увидел в сумерках странный. Свет переливался в небе над и далеко за островом. Он ходил волнами и двигался как волшебное полотнище, сверкая и переливаясь, горя как что-то тяжелое и твердое, так ничто не могло вести себя в воздухе. Я стоял и смотрел на небо, навел бинокль и увидел, как время от времени вокруг движущихся волн света появлялись и исчезали некие структуры. Мой мозг лихорадочно пытался найти объяснение увиденному. Я быстро огляделся вокруг, а потом вернулся к далеким, молчащим башням мерцающего пламени. Они висели в воздухе как лица огня, смотрящие вниз, на остров, как что-то ждущее.

Потом ко мне пришел ответ и я понял.

Это был мираж, отражение моря в воздухе. Я наблюдал пламя газовых факелов на буровых, которые могли быть в сотнях километров отсюда, в Северном море. Посмотрев опять на смутные структуры, окружавшие пламя, я подумал, что они и вправду были похожи на неясно проявившиеся в блеске факелов буровые. Я пошел дальше, счастливый, счастливей, чем я был до того, как увидел странные огни — и подумал, что кто-нибудь одновременно менее последовательный и с меньшим воображением решил бы, что видел НЛО.

10

Наконец я добрался до дома. В доме было темно. Я стоял и всматривался в темноту, ощущая дом в слабом свете убывающей луны, и подумал: он выглядит даже больше, чем при свете, он как каменная голова гиганта, громадный, чуть обозначенный луной череп, полный теней и воспоминаний, уставившийся на море, прикрепленный к большому сильному телу, которое погребено в камнях и песке, которое готово освободиться и вылезти из земли по какой-то неведомой команде или знаку.

Дом смотрел на море, на ночь, и я пошел внутрь.

1

Я убил маленькую Эсмерельду. Потому что я должен был сделать это для себя и для мира в целом. На моем счету было двое детей мужского пола, получилось что-то вроде статистического предпочтения. Я рассудил так: если у меня действительно хочу жить в соответствии с собственными убеждениями, я должен хоть немного поправить баланс. Моя кузина была самой легкой и очевидной целью.

И снова я не питал к ней злых чувств. Дети — не настоящие люди, то есть они не маленькие мужчины и женщины, а отдельный вид, который (вероятно) вырастет в тех и других в положенное время. Дети, особенно маленькие дети, до того как ядовитое влияние общества и их родителей по-настоящему до них доберется, бесполы, открыты и потому нравятся всем. Мне нравилась Эсмерельда (даже если я считал, что ее имя слегка пошловато) и я много играл с ней, когда она приезжала в гости. Она была дочерью Хамсворса и Мораг Стоув, моих сводных дяди и тети со стороны первой жены моего отца, это они смотрели за Эриком два года — с трех до пяти лет. Иногда они приезжали летом из Белфаста, отец дружил с Хамсворсом, а поскольку я играл с Эсмерельдой, тетя и дядя могли спокойно отдохнуть. Я думаю, миссис Стоув немного волновалась и не хотела доверять мне Эсмерельду именно в то лето, это было через год после того, как я сгубил Пола в цвете его младых лет, но в свои девять лет я был несомненно счастливым и хорошо приспособленным к жизни, ответственным, красноречивым, и когда об этом зашел разговор, я выразил искреннюю печаль по поводу смерти младшего брата. Я убежден, что только моя кристально чистая совесть позволила убедить взрослых в моей полной невиновности. Я даже провернул двойной блеф и выглядел слегка виноватым по неправильной причине, взрослые даже сказали мне, что я не должен себя винить из-за неспособности вовремя предупредить Пола. Я был великолепен. Я решил попытаться убить Эсмерельду еще до приезда Стоувов на отдых. Эрик был на школьной экскурсии, поэтому мы с Эсмерельдой должны были быть только вдвоем. Было рискованно попытаться сделать это сразу после смерти Пола, но я должен был восстановить равновесие. Я чувствовал это внутренностями, костями, я был должен. Это было как чесотка, я не мог сопротивляться, вроде того, как я иду по мостовой в Портнейле и случайно задеваю каблуком камень. Я должен ударить и другой каблук с силой, как можно более близкой к первоначальной, чтобы опять почувствовать себя нормально. Или если я задену одной рукой стену либо столб, я должен вскоре задеть что-то и другой рукой, или, по меньшей мере, царапнуть ее другой рукой. Так я пытаюсь поддерживать равновесие, хотя и не знаю зачем. Это просто нечто, что должно быть сделано, и так же я должен был избавиться от любой женщины, должен был толкнуть весы обратно.

В тот год я занялся конструированием воздушных змеев. Кажется, это был 1973. Я делал их из всего, что под руку попадалось: консервных банок и заклепок, и металлических вешалок для одежды, и пластиковой ткани для простыней, и струн, и нейлоновой веревки, и пеньковой веревки, и всяческих завязок, и кусочков ткани, и эластичных бинтов, и кусков проволоки, и булавок, и болтиков, и гвоздиков, и деталей, оторванных от моделей яхт и игрушек. Я сделал ручную лебедку с двойной рукояткой, тормозом и барабаном, на котором можно было намотать полкилометра шнура. Я делал разные типы хвостов для змеев, конструкция которых предусматривала хвост, всего я построил дюжины больших и маленьких змеев. Я хранил их в сарае и когда коллекция стала слишком большой, вынужден был поставить велосипеды снаружи, закрыв их брезентом.

Тем летом я много раз брал Эсмерельду с собой запускать змеев. Я разрешил ей играть с маленькими, на одной нитке, воздушным змеем, а я запускал огромный. Я посылал его над и под змеем Эсмерельды, заставлял его нырять до земли, и когда я стоял на скале, я направлял его так, что он касался высоких башен из песка, которые я построил, а потом я опять тянул змей вверх, и за ним тянулся песчаный шлейф от падающих башен. Хотя это потребовало времени, и пару раз я потерпел змеекатастрофу, однажды я сломал с помощью змея дамбу. Я проводил его так, что каждый раз он задевал верхнюю часть дамбы, постепенно выщербил кусок в песчаном барьере, откуда хлынула вода, которая быстро расправилась со всей дамбой и песчаной деревней внизу.

Как— то раз я стоял на верхушке дюны, борясь с тягой ветра в змее, вцепившись, и притягивая, и направляя, и поворачивая, и тут шнур обвился вокруг шеи Эсмерельды, и у меня появилась мысль. Используй воздушный змей.