— Как красиво, — сказала я.

На потолке мерцало голубое звездное небо, но оно не было просто синей поверхностью. Я пригляделась и увидела очертания женского тела. Небесная женщина лежала на боку; синие контуры ее туловища, рук и ног были усеяны точками звезд. Внизу, на полу библиотеки, была другая роспись, сделанная в зеленых и коричневых тонах. Она изображала мужчину, только его тело покрывали леса, холмы и города. По его груди змеилась река.

Но в этой удивительной библиотеке почему-то не было книг. И даже книжных стеллажей не было. В стенах тянулись ряды круглых норок, и в каждой лежало что-то вроде пластмассового контейнера.

Углов в круглом зале не могло быть, но зато я увидела четыре точки и почему-то догадалась, что они обозначают стороны света. В каждой точке на пьедестале стояла глиняная статуя. Их высота была вдвое меньше человеческого роста. Одежда статуй состояла из юбочек и сандалий. У них были черные блестящие волосы, подстриженные клинышком. Такими же черными линиями были обведены их глаза. Я и не знала, что уже тогда у египтян существовали карандаши для глаз.

[Картер подсказывает, что никакие это не карандаши, а особый порошок под названием «коль». Велика важность!]

Продолжаю. В руках у одной статуи были перо и свиток. Другая держала не то ящик, не то шкатулку. У третьей я увидела посох с загнутым концом. Руки четвертой были пусты.

— Смотри!

Картер показывал туда, где в центре, на длинном каменном столе лежал отцовский рюкзак. Брат хотел уже спуститься за рюкзаком, но я удержала его.

— Постой. А как насчет ловушек?

— Ловушек? — поморщился Картер.

— Разве в египетских гробницах не было ловушек?

— Были, но редко. И потом, это не гробница. Чаще египтяне использовали силу проклятий. Огненное проклятие, обезьянье проклятие…

— Замечательные названия.

Картер начал спускаться. Вообще-то я всегда иду первой. Но если кому-то не терпится получить жгучую сыпь по всему телу или столкнуться с магической обезьяной, — я за право старшинства. Пожалуйста, Картер.

Но спуск оказался самым обычным. Никаких приключений. Картер расстегнул молнию рюкзака. И опять — ни ловушек, ни проклятий. Он достал странную шкатулку, которую мы мельком видели в Британском музее.

Шкатулка была деревянной и такой длинной, что туда свободно поместился бы французский батон. Крышку украшали такие же картинки, как и на стенах библиотеки: боги, чудовища и люди, идущие боком.

— Это что, у египтян был такой способ передвижения? — не выдержала я. — Они ходили боком, выставив руки и ноги? Тоже мне, великая цивилизация!

Картер посмотрел на меня особым взглядом. Особым, потому что взгляд говорил: «Боже, какая же ты дура!»

— Сейди, это ведь не фотография. Это символическое изображение. В реальной жизни они так не ходили.

— А тогда почему их рисовали такими?

— Потому что рисунки они считали частью магии. Человека изображали так, чтобы были видны все руки и ноги. Иначе в загробной жизни он мог оказаться без руки или ноги.

— И почему лица повернуты в профиль? Ни одной картинки, где лицо было бы целиком. Кстати, они не боялись, что в загробной жизни у них останется только половина лица?

Мой вопрос озадачил Картера. Вот так, братец!

— Знаешь, наверное, они боялись, чтобы картинка не получилась слишком реалистичной. А то можно превратиться в того, кто на тебя смотрит.

— Надо же, сколько страхов! Но хоть чего-то они не боялись?

— Младших сестер. Если младшие сестры оказывались очень болтливыми, египтяне бросали их крокодилам.

Я разинула рот. Честное слово, я успела забыть особенности юмора моего братца.

— Давай открывай шкатулку, — сказала я и хорошенько ущипнула Картера.

Он вынул какой-то белый комок, похожий на жвачку. Я уже хотела съязвить, но Картер пояснил:

— Натуральный воск.

Я тоже запустила руку в шкатулку и вытащила деревянное перо, дощечку с углублениями для чернил и три баночки с чернилами черного, красного и золотистого цветов.

— Доисторический письменный прибор, — сообщила я, будто мы собирались продавать все это на аукционе.

Картер извлек несколько мотков коричневой веревки, черную матовую фигурку кошки и толстый рулон бумаги. Нет, не бумаги. Папируса. Я вспомнила: отец рассказывал, что египтянам было незачем изобретать бумагу. Им ее заменяли высушенные листья речного тростника. Мне сразу подумалось: может, у них был и туалетный папирус? Толстый и грубый! Если так, то неудивительно, что они двигались боком.

Последней я вытащила из шкатулки уродливую восковую фигурку.

— Фу! — вырвалось у меня.

Фигурка изображала человечка. Похоже, скульптор торопился и не очень думал о красоте пропорций. Руки человека были скрещены на груди, рот открыт, а вот ноги… ноги ему обрезали по самые колени. Вокруг пояса у него был обвязан клок человеческих волос.

Маффин прыгнула на стол и обнюхивала фигурку. Не знаю, чем он ей так понравился.

— Ничего особенного, — огорченно вздохнул Картер.

— А что ты думал найти? Волшебную палочку? Конечно, странный набор: воск, туалетный папирус и этот уродец.

— Я думал, мы найдем хоть какие-то объяснения тому, что случилось с отцом. Как нам теперь его вернуть? И кто этот огненный человек, которого он освободил?

Я взяла восковую фигурку.

— Слушай, ты, маленький прыщавый тролль! Ты же все видел и слышал. Рассказывай, что знаешь.

Я мяла фигурку в руках. Восковой человечек стал мягким и теплым, как живой человек.

— Отвечаю на твой призыв, — вдруг сказал он.

Я вскрикнула и выронила фигурку. Человечек упал, ударившись головой о каменный стол. Думаю, на моем месте и вы бы его уронили.

— Ой! — завопил он.

Маффин решила его обнюхать. Человечек стал ругаться на непонятном языке. Наверное, на древнеегипетском. Когда это не помогло, он заверещал по-английски:

— Пошла прочь! Я тебе не мышь!

Я подхватила кошку и спустила на пол.

Лицо Картера побелело и сделалось похожим на воск.

— Кто ты? — спросил он человечка.

— Шабти, кто же еще! — ответил человечек, потирая вмятину на голове.

Оживший кусок воска! Кто бы мог подумать!

— Хозяин зовет меня Клецкой, но я нахожу такое имя оскорбительным. Вы можете звать меня Высшей-Силой-Сокрушающей-Своих-Врагов!

— Договорились, Клецка, — сказала я.

По-моему, он нахмурился, если, конечно, восковые физиономии умеют хмуриться.

— Как вам удалось меня пробудить? Это по силам только хозяину.