Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пешком?
– Зачем же пешком, Танюша? Людям моего круга не подобает, так сказать… Мой джип здесь рядом, за углом… Кстати, Танечка, ты знаешь, что завтра у Евсюкова концерт? В Доме творчества. Идешь?
Честно говоря, я понятия не имела, кто такой этот Евсюков и почему я должна идти на его концерт хотя бы и в Дом творчества. У Кузякина было много знакомых из числа артистов и других творческих людей, но знать их всех наперечет не входило в мою задачу.
– Нет, Григорий, на завтра у меня другие планы, – беспечно ответила я.
– А напрасно, напрасно! Толя – прекрасный артист, уж поверь мне! – пылко выдал Кузякин. – Послушать его – одно удовольствие! Душа поет вместе с ним…
– Да я и не сомневаюсь, – пожала я плечами, – это хорошо, когда душа поет, только у меня сейчас дело, которое мне предстоит раскрыть, так что мне пока не до твоего Евсюкова.
– Дело? – кисло переспросил Григорий. – Ах да! Я и забыл: ты у нас – ищейка. Кажется, это так называется?
– Частный сыщик, так будет правильнее, – поправила я.
– Частный сыщик! – усмехнулся Кузякин. – Ну, разумеется!.. И какое же у тебя дело? Если, конечно, это не секрет и не государственная тайна.
– Да какой уж секрет? Все окрестные дома знают: здесь недавно старушку убили, – кивнула я на дверь подъезда, в котором жила Ахолия Ивановна.
– Старушку? – Кузякин рассмеялся. – Вот уж глупость так глупость!
– Почему глупость? – растерялась я, не ожидая, что новость про убийство вызовет у продюсера смех.
– Да какой, скажи мне, смысл убивать старушек? Ведь нет в этом никакого смысла, согласись! Они и сами скоро отправятся в мир иной, и не надо вешать на себя статью и рисковать сесть в тюрьму. Если уж убивать, так молодых, которым еще жить да жить и которые еще попортят кровушки и дел натворят…
– А может, эта старушка кого-то сильно достала?
– Да брось ты, Танюша! Ну кого старушка могла достать и чем? Старики вообще – существа безобидные, ну, разве что ворчат иногда без дела.
– Не скажи. Знаешь, есть такие старушки…
И я в двух словах поведала Григорию историю Ахолии Ивановны, не называя, разумеется, имен и не вдаваясь особо в подробности. Он слушал, казалось, вполуха, ухмыляясь и поправляя свой яркий шейный платок.
– Значит, ваша старушка была здорова, как корова. Извини, конечно, за грубость. Ведь если бы она была такой же больной, как и старой, человек не стал бы вешать на себя расстрельную статью.
– Сейчас не расстреливают, – поправила я Григория.
– Да? А вот это напрасно. Некоторых не мешало бы… А что, подозреваемые в деле уже есть?
– Как же без подозреваемых?! Всегда есть тот, кому выгодно, – уклончиво ответила я, – и на кого думают господа полицейские.
– И кто же «счастливец»?
– Скажешь тоже, «счастливец»!
– Именно что счастливец, Танюша! Сама подумай: ведь если человек старушку пришил, стало быть, решил-таки свою проблему.
– Но этому «счастливцу» светит до… страшно сказать, сколько.
Григорий усмехнулся:
– Так это при условии, что его найдут. Так кого, говоришь, подозревают?
– Да так, одного родственничка.
– А-а… Небось бабуля-то ваша богатое наследство оставила, я прав?
Кузякин многозначительно подмигнул мне и засмеялся. Честно говоря, я не разделяла его веселья: в самом деле, чего же смешного в том, что человека убили, пусть даже такого, как Ахолия Ивановна?! Но у Гриши, как видно, сегодня было приподнятое настроение. Он снова поправил свой яркий шейный платок, видневшийся из-под воротника его кожаной куртки, и наклонился ко мне:
– Слушай, Танюш, а может, сходим сейчас куда-нибудь, а? – ляпнул он вдруг не к месту.
– Куда? – уточнила я.
– Ну, там… в кафе…
– Какое кафе, Григорий? Девять утра.
– А я знаю здесь неподалеку одну милую кафешку… Там такой ароматный капучино! И открываются они как раз в девять.
– Я тоже много чего знаю, но, извини, мне надо работать.
– Да? А я думал, ты тут просто стоишь.
– Я стою не просто, я жду одного человека.
Выражение лица Гриши стало каким-то кислым. Он некоторое время разглядывал меня, потом выдал с глубоким вздохом:
– Жалко, что не я тот счастливец, которого ты ждешь, право, жаль, лапочка! Я бы, Танюша, тебя не только в кафе, я бы тебя и в ЗАГС повел.
Я чуть не икнула от неожиданности. Что я слышу? В ЗАГС? Гриша готов отправиться в ЗАГС и именно со мной? Я посмотрела на Кузякина с некоторой опаской. Может, человек нездоров? Может, у него сегодня высокая температура, на улице-то еще довольно прохладно. Я молчала, придумывая, что бы такое оригинальное ответить на неожиданное заявление нашего знаменитого доморощенного продюсера? Ситуацию спас Мельников, появившись из-за угла дома.
– Извини, Григорий, мне пора, – с притворным сожалением вздохнула я и направилась к Андрею.
– А как насчет ЗАГСа? – осведомился мой собеседник.
– Мне некогда, поговорим в другой раз, – ответила я, обернувшись, и продолжила шагать навстречу моему другу.
– Вот так всегда, – вслед мне сказал Кузякин, тяжело вздохнув, – как красивая девчонка, так уводят прямо из-под носа, хоть вешайся.
Андрей, увидев меня, кивнул и недовольно буркнул:
– Привет. Я, кажется, немного припоздал…
– Мне тоже так кажется. Но я тебя прощаю, – добавила я.
– Спасибо, – Андрей шагнул к двери подъезда.
На третьем этаже мы остановились. Я посмотрела на железную добротную дверь с бумажной ленточкой и печатью. Мельников сорвал ее и достал из кармана ключ. Дверь с шикарной ручкой под золото бесшумно поехала в глубь коридора.
Кровь была повсюду – на полу, на оливкового цвета обоях на стене, на тумбе с зеркалом. Черная, засохшая… И кое-где мозговое вещество. Запах стоял еще тот! Я поспешно достала из кармана платок.
– Вот прямо тут ее и закололи, – сказал Андрей и перешагнул через засохшую кровь на полу, на котором были обведены мелом очертания трупа.
– Я, представь себе, догадалась.
– Никаких отпечатков так и не нашли, нигде! Представляешь? Я имею в виду, отпечатки посторонних людей.
– А чьи нашли?
– Отпечатки Романа и, разумеется, потерпевшей.
– Похоже, кроме этих двоих, здесь никто не бывал. Как она вообще жила – ума не приложу! Ни родни, ни друзей…
– Кажется, даже знакомых у нее не было.
Я осматривала квартиру Ахолии Ивановны. Мельников ходил за мной следом, со скучающим видом бросая взгляды на мебель.