Мое намерение есть возвести Константина на престол греческой восточной империи.

Ты, Константин, конечно, больше солдат, чем царь. Резвее, предприимчивее старшего брата. Но дерзок и вспыльчив. Чем-то очень похож на отца, недаром же ты веселил меня до слез, когда передразнивал его походку и голос. Перед тобой я виновата, не успела начать новую войну против турок. Тебе придется самому гнать их из Европы и восстанавливать древнюю греческую империю…

Повелеваю объявить войну Швеции и учинить ей полный разгром, а шведского короля заточить в крепость.

Густав — милый и спокойный юноша. Как я радовалась, что состряпала такого жениха Александре. И зачем я, дура, упорствовала, чтобы она осталась в православии. Захотелось мне, дуре, польстить русским попам. Уже два месяца минуло, а будто вчера одела Александру невестой, собрала весь двор и ждала Густава в тронной зале. А король отказался подписать брачный контракт. Совсем ребенок, а посмел надерзить. Ему, видите ли, родина дороже невесты. Не понимает, что, если я захочу, от его родины одно мокрое место останется. Мальчишка! Надо было его не отпускать назад в Швецию, а заточить в крепость. Когда пришел Платоша и сказал, что Густав не явится, у меня в голове что-то оборвалось, язык отяжелел. Да, это он, мальчишка, виноват, что я умираю. Кровь тогда точно так же ухнула в голову. При всех надсмеялся надо мной, паршивец…

Господи, я очень устала. Неужто это и есть смерть? Я всегда ее боялась, а теперь все равно. Когда же я умерла? Еще совсем недавно Платоша на прогулке бросался в меня сеном, а молодые пажи, резвясь, повалили на копну моих старух — Протасову и Ливен. Я смеялась, как девчонка. Я и была девчонкой. Отец кормил меня с ложечки, мать учила танцевать. Мы с Гришей ели арбуз и, не вставая с постели, плевались семечками друг в друга. Потом семечки налипли мне на тело — и Гриша, хохоча, слизывал их и глотал. Это же было совсем недавно, а Гриши уже нет».

Граф Орлов давно приметил, что глаза Екатерины закрыты, дыхание ослабело вконец, и если государыня и жива, то все одно беседует уже с Богом. Граф поднял голову и оглядел вельмож.

— За наследником послали?

Каждому хотелось спросить: «За каким?» Но духу не хватало. Оставалось молчать и ждать. Орлов не понял тишины и повторил вопрос:

— За наследником в Гатчину отбыл кто-нибудь?

Платон Зубов вдруг вскочил и, поводя безумно-радостными глазами, захлебываясь в спешке, затараторил:

— Я сейчас пошлю. Мой брат поедет — он быстрее всех доберется. Я обещаю, что его величество Павел Первый к вечеру будет среди нас.

— Его высочество Павел Петрович, — поправил Орлов, поморщившись от подлости фаворита, и вновь склонился над умирающей государыней.

Платон сам помчался разыскивать по дворцу брата. Ненадолго отлучались и другие вельможи, чтобы послать своих гонцов к будущему императору. Граф Безбородко перепрятал из стола императрицы себе на грудь завещание, в котором наследником престола был объявлен Александр Павлович. Теперь Безбородко знал, как поступить: передать бумаги наедине, из рук в руки Павлу Петровичу.

Послали за духовником Екатерины отцом Саввою.

Даже отбытие многочисленных гонцов к Павлу Петровичу не убедило окончательно придворных, что Екатерина умрет. Уж слишком привыкли к ней за долгие годы. Но вечером, незадолго до приезда Павла Петровича, по залам дворца прошли великие князья Александр и Константин в гатчинских мундирах, запрещенных императрицей во дворце, и последние иллюзии на выздоровление императрицы рассеялись. Придворные приободрились, поджидая нового императора, и громче стали говорить о том, что…

— По причине пены изо рта отец Савва не приобщил государыню к святым тайнам, ограничившись чтением отходных молитв.

— Не далее как вчера блестящая звезда отделилась от небесного свода и упала в Неву.

Великий князь Павел Петрович и великая княгиня Мария Федоровна с детьми Александром и Константином. 1781

— Всего два дня назад императрица смеялась с Львом Нарышкиным над смертью сардинского короля.

— Три месяца назад в Шлиссельбургскую крепость заточили монаха, предсказавшего кончину государыни до ее тезоименитства, должного праздноваться двадцать четвертого ноября.

— К концу своего царствования Екатерина всецело занялась платонической любовью, а тем временем силы страны истощились до предела, катастрофически увеличились внешние задолженности, упала цена бумажных денег.

— Платошку Зубова Павел теперь прикажет пытать уткой — наложит на голову толстый канат и, пропустив под него кол, будет закручивать, пока светлейший князь не выхаркнет проглоченных миллионов.

— Когда Зубов упал в обморок у постели государыни, великий князь Александр Павлович сказал: «Что здесь лежит? Уберите это бревно с дороги».

— По великим делам своим и бессмертной славе императрица достойна была иной кончины.

— Семирамида севера была столь тщеславна, что никогда не подпускала к трону умных людей.

— В гвардии упала дисциплина, служба в ней стала походить на ряд развлечений, за которые обязана рассчитываться казна.

— Пора ей настала умереть — вишь, сколько нацарствовала.

— Всегда казалось, будто государыня на сцене, будто играет роль для зрителей.

— Она была мечтательницей, желавшей научить жить по книгам Монтескье всех: и московского митрополита Платона, и казанского муллу Мансура Ибрагима, и наказного атамана донских казаков Платова.

— Многое из нашей жизни можно объяснить тем, что русский Петр Великий хотел сделать из нас немцев, а немка Екатерина Великая задумала превратить нас в русских.

— В те дни, когда она читала выборному дворянству свой знаменитый Наказ о равенстве и свободе, во всех российских церквях повторяли подписанный ею указ, что впредь если кто из крепостных отважится подать недозволенную челобитную на помещика, то и челобитчик, и составитель жалобы будут сосланы в Нерчинск в каторжные работы.

— Не было зрелища более величественного, чем императрица во время приемов, и более домашнего, чем она же в кругу друзей.

— Раньше государи нами правили, а эта все больше заискивала славы.

— Дел она начала много, но ведь ни одного не довела до конца.

— Когда Екатерина взошла на престол, в империи доходов было шестнадцать миллионов. Теперь — семьдесят. Душ было — пятнадцать миллионов. Теперь — тридцать пять.

— Щедрая за казенный счет, государыня раздала «на зубок новорожденному», «для увеселения», «за верную службу» сотни тысяч свободных хлебопашцев.

— Все кончилось: и она, и наше счастье.

— Александра Павловича не пускают к государыне, опасаясь, что по любви к внуку она передаст ему престол.