– И не получили бы такой возможности, пока Скотт стоял на пути. Когда сегодня вечером я увидел вас, когда мы только-только обменялись несколькими словами… меня будто озарило. Я понял, что не в состоянии просто так взять и отойти в сторону, оставив вас с этим занудой.

– Очень любезно с вашей стороны, – поддразнивающим тоном сказала Эшли.

– Я попытаюсь объяснить…

Она засмеялась:

– Да представляю, что вы попытаетесь объяснить, Брендон Холлистер. Но вот что я знаю совершенно точно: я забыла вас поблагодарить.

– Не надо никаких благодарностей. – Брендон предостерегающе выставил перед собой руки. – Разве я не сказал вам? Это моя вторая профессия.

Эшли вопросительно подняла бровь.

– Вторая профессия?

– Адвокат я только днем, – с самым серьезным выражением лица мрачно изрек Брендон. – По вечерам же занимаюсь тем, что утешаю девиц в их горестях.

Эшли от души расхохоталась:

– Ну, должна признаться, вы очень хорошо справляетесь, сэр Брендон. И еще добавлю: я рада, что на этот раз вам вздумалось спасать именно меня.

Он испытующе посмотрел на нее.

– В какой степени рады? В достаточной, чтобы не отказаться пообедать со мной завтра вечером?

– Без сомнения, – улыбнулась Эшли.

– Как вы относитесь к «Донателло»?

– Совершенно случайно это мой самый любимый ресторан во всем Сан-Франциско.

– Превосходно! – обрадовался Брендон. – Видите? У нас уже обнаружилось кое-что общее.

Эшли лишь улыбнулась в ответ. У нее возникло отчетливое ощущение, что у них гораздо больше общего, чем совпадение вкусов при выборе ресторана.

– Родом я из винодельческого края, – рассказывала Эшли Брендону, когда они по темным улицам шли к ее дому. – У моего отца свой виноградник.

Уже в тот самый миг, как эти слова были произнесены, стыд и сожаление охватили девушку. За последний год ей не раз приходилось испытывать эти чувства, но никогда еще они не были столь сильны. На самом деле Эшли вовсе не стыдилась своих предков. Это были гордые, пылкие люди, которые обладали куда более страстным темпераментом, чем те, кто встречался ей здесь, в Сан-Франциско. Отец оказался прав во всем. Да, мир, который так сильно влек к себе Абби Гианнини, был не лишен известного очарования. Но его в основном населяли эгоистичные, мелкие люди, для которых происхождение и банковский счет были важнее самого человека. Эту ложь придумала наивная ясноглазая девушка, отчаянно желавшая стать здесь своей. Сейчас, снова не удержавшись, Эшли больше всего хотела увести разговор в сторону, но не знала, как это сделать, чтобы не выглядеть полной идиоткой.

– О, значит, ваш отец занимается виноделием, – одобрительно сказал Брендон.

– Не совсем, – на чем свет стоит мысленно ругая себя, ответила девушка. – Он только выращивает виноград, но не делает вино. Конечно, ему хотелось бы открыть винный завод, однако пока это только планы.

– Я несколько раз бывал в Напе и Сономе. Прекрасные места. Наверно, ландшафты тех мест не раз вдохновляли вас?

– Так и есть. – Эшли улыбнулась. – А откуда родом вы, Брендон? У вас произношение не уроженца Калифорнии. Что-то такое в вашем говоре…

– Угадали, я и впрямь не отсюда, – засмеялся он. – Из Нью-Йорка. Уехал, как только окончил высшую юридическую школу. Отцу, конечно, это не слишком понравилось. Он хотел, чтобы я работал в его фирме, но… – Брендон замолк.

– Почему же вы не согласились? – поинтересовалась Эшли, очень надеясь, что этот вопрос не покажется Брендону бестактным.

– Ну, можно сказать, я не в восторге от того, как он ведет дела. Мы на многое смотрим по-разному, – ответил молодой человек, пожимая плечами и отводя взгляд в сторону.

Эшли почувствовала, что тема ему неприятна, и не стала углубляться в нее.

– А что привело вас в Сан-Франциско?

– Во-первых, это было лучшее из всех предложений, которые я получил, – со вздохом ответил Брендон. – Кроме того, у меня возникло острое желание оказаться как можно дальше от Нью-Йорка и… своей прежней жизни.

«Мы с ним родственные души», – подумала Эшли.

– А вы? – спросил он, точно прочтя ее мысли. – Что заставило вас покинуть чудесный винодельческий край?

– У меня тоже возникло острое желание оказаться как можно дальше от всего, что было связано с прежней жизнью, – без раздумий ответила Эшли.

Никогда и никому раньше не рассказывала она об этом и удивилась, поступив так сейчас. С Брендоном ей было поразительно легко и спокойно, как ни с одним мужчиной до сих пор. Возникло ощущение, что ему можно рассказать обо всем и он поймет.

– И потом еще… мое искусство. Долина Напа, конечно, прекрасное место, но не хотелось до конца своих дней рисовать одни и те же пейзажи. Меня так и тянуло на собственном опыте испытать, каков мир за пределами долины. И отобразить его на своих холстах.

Брендон улыбнулся:

– Знаете, по-моему, мы обязательно должны послать Скотту Нельсону и его отцу благодарственное письмо.

– За что?

Он усмехнулся.

– Ну как же? Если бы не эти заносчивые ублюдки, мы бы никогда не встретились.

– Вы мне нравитесь, Брендон Холлистер, – засмеялась Эшли. И добавила мысленно, сама не понимая, откуда пришли эти слова: «Думаю, вы – тот, кого я ждала всю жизнь».

Коллин Деверелл, облаченный в безукоризненно белый смокинг, выскочил из своего «роллс-ройс фантома» и быстро зашагал ко входу в казино. Не останавливаясь и почти не оглядываясь, он пересек большой зал, где под несмолкающие звуки джаза неприхотливо одетые туристы пытали счастья у игровых автоматов. Он порывистым шагом прошел мимо суровых охранников, замерших у входа в залы для привилегированной публики. «Именно здесь, – подумал Коллин, окунаясь в атмосферу великолепия и роскоши, – и только здесь по-настоящему ощущается легендарное очарование Монте-Карло».

Игровые автоматы с их мигающими огоньками и бешено орущий джаз остались позади – здесь царил мягкий свет и лились мелодичные звуки вальса. Мужчины и женщины в вечерних туалетах, негромко переговариваясь, теснились возле столов с рулеткой. Воздух, казалось, потрескивал от напряжения. Опьяняющая аура, перед чарами которой Коллин никогда не мог устоять, порождала непреодолимый соблазн играть, делая ставки снова и снова. «Вот это мой мир. Во всяком случае, в несравненно большей степени, чем административный офис».

Протолкавшись сквозь толпу к кассиру, молодой человек небрежно выложил двадцать тысяч долларов, получив взамен две сотни больших черных фишек стоимостью в пятьсот франков каждая. «Это для начала», – подумал он, снова прошел сквозь толпу и уселся за одним из столов. Задумчиво посмотрев на фишки, сложенные столбиками на зеленом сукне, попросил крупье поставить десять на двадцать одно черное.