– Что, матушка еще деньжат не выслала? – лучезарно улыбалась Клавдия.

– Какая матушка? Что бред несете? У меня… у меня нет матери, – захлюпала Катерина, не переставая жевать. – Моя мать… моя мать никогда мне не смогла бы присылать деньги… Она… она занималась древней профессией…

– Охотой, что ли? – наивно заморгала глазами Клавдия Сидоровна.

Девушка презрительно фыркнула и гордо возвестила:

– Она была уличной!

– Ой, матушки святы, – тихонько донеслось с соседней койки.

– Да! И мне пришлось себе самой пробивать дорогу в жизнь, вот этими самыми ногами, – дрыгнула девица хорошенькой ножкой прямо в лицо посетительнице.

Клавдия схватилась за щеки и заохала:

– Что ты говоришь! Вот не думала, что уважаемая Елена Адамовна так себе на пропитание зарабатывала. А с виду не скажешь…

– Ка… Какая Елена Адамовна? Я не знаю никакой Елены Адамовны… Я…

– А вот она тебя знает. Где это, говорит, доченька моя учится, никак не пойму, то ли в Москве, то ли здесь где околачивается. Так я сегодня навещу сердешную, объясню ей…

– Врача! Срочно позовите врача!! – закричала Катерина и начала задыхаться.

Она не притворялась, Клавдия видела своими глазами, как побагровело лицо девчонки, как мгновенно проступила испарина и руки судорожно стали хватать воздух.

– Вы… меня отравили! Мерзкая жаба… – прохрипела Катерина перед тем, как набежали врачи.

Клавдию оттеснили, и она решила, что надо срочно сматываться. Кто ее знает, вот так подставит девчонка ни в чем не повинного человека, пока докажешь, что не виновата, полсрока отмотаешь. В машину женщина влетела вся красная, как сигнальная ракета.

– Жми, Жора, газуй!

Жора ничего не понял, но газанул быстрее, чем Клавдия уселась на сиденье. Уже на ходу женщина заталкивала объемный зад и захлопывала двери.

– Ты представляешь, эта Катька сказала, что я ее отравила! – делилась она впечатлениями.

– Ну что ж вы так, Клавдия Сидоровна, – укоризненно качал головой Жора. – Нельзя же так проводить допросы, чуть что – и травить!

– Да ты что!! Я ее не трогала! Чем я ее отравлю? У меня и сумочки нет, даже карманов не имеется!

– Так, значит, она того… притворяется?

– Нет, в том-то и дело, что не притворяется! У нее… У нее весь организм отравился, даже руки стали болтаться, – убеждала Клавдия.

– Но если не вы, тогда кто? – пытливо уставился на нее Жора и чуть не врезался в бабку с кошелкой.

– Что значит «если не вы»? Я бы даже просто не успела. Мы же с ней только о матерях поговорили… и про деньги еще…

Жора выругался и свернул в скверик. Одновременно ехать и думать он не умел, а здесь надо было подумать серьезно.

– Так, значит, вы рассказали ей, что нам известно, кто ее родители?

– Ну… рассказала. Так ведь я затем и шла.

– Вы шли затем, чтобы узнать, что она ела перед тем, как ее траванули в первый раз. Вы шли, чтобы узнать, с кем она встречалась, а вовсе не для того, чтобы раскрывать ей все наши карты… Так, значит… Все следующие допросы провожу я…

– А я?

– А вы будете рядом, а то вы всех подозреваемых перегубите, – приказал Жора и задумался. – Выходит, девчонка неспроста никого не хотела видеть. Не капризничала она, а боялась кого-то. И этот кто-то сумел до нее добраться даже там. Ладно, я завтра сам съезжу в больницу и узнаю, кто интересовался здоровьем… Как ее?

– Белкина.

– Вот-вот, кто ею интересовался. А сейчас – домой. У меня сегодня еще работы по горло.

Клавдия сидела придавленная горем. Жора, конечно, прав. Она сегодня была не на высоте. Придется завтра опять сходить в парикмахерскую, а может, даже на маникюр. Может быть, тогда он снова станет с ней милым…

Акакий прибыл в клуб с некоторым смущением. Он знал, что скорее всего встретится с Любашей, а после той залихватской попойки он немного стеснялся. Что он там вытворял, кто его знает. А может, Любочка и вовсе не захочет с ним больше встречаться…

– Где это вы запропастились? – встретила его хозяйка заведения. Сегодня она была в строгом черном спортивном костюме с ярко-белыми полосками, а седую голову украшал лимонный бант. – У меня начала чахнуть азалия. Сделайте с ней что-нибудь. Да, а как ведется ваше расследование? Вы узнали, кто подложил отраву бедной девочке?

– Это мы еще выясняем. Но кое-что уже стало известно… Я сообщу это вам, когда дело будет раскрыто, – важно произнес Акакий Игоревич и украдкой огляделся по сторонам. – Кстати, мне сегодня необходимо побеседовать с вашими посетителями, так что вы предупредите их, чтобы они… ну, не стеснялись, что ли… Все-таки у них настолько нетрадиционные купальники…

Агафья Эдуардовна усмехнулась и легко махнула рукой.

– Да не волнуйтесь. Они уже давно вас приметили. Ко мне тут целая делегация приходила – что это, мол, за мужичок при галстуке тут бегает и всех тревожит. Пусть раздевается, как все. Пришлось сказать, что вы… э-э-э… в некотором роде, евнух, оттого и не можете себя оголять, где вздумается.

– Как, простите, евнух? – всполошился Акакий.

– Да обыкновенно – стерилизованный, ну вроде кота… так что ничего, не беспокойтесь, на вас тут никакого внимания уже не обращают.

Акакий судорожно сглотнул, и плечи его уныло опустились. Он хотел было потребовать, чтобы вредная старуха немедленно собрала собрание и оповестила всех, что в мужском плане он вполне дееспособен, но хозяйка заведения уже унеслась по своим делам.

– Акакий Игоревич! – подлетела к нему приятная девчушка. – Я – Таня Осипова, вы меня помните? Я – горничная. Я вам сейчас такое расскажу… Пойдемте на лоджию.

Девчонка утащила его на лоджию и с придыханием сообщила:

– Акакий Игоревич, я сегодня видела синий башмак!

– А что, это большая редкость?

– О чем вы говорите?! Я его сегодня видела! – жарким шепотом сообщала ему Таня. – Вы что, не помните, перед тем как Кате отравиться, она тоже видела на своей кровати синий башмак. А это неспроста, я сразу поняла.

– А может, вы тот не выбросили? Кто ж у вас все время обувь теряет?

– Вы не поняли, этот башмак никто не убирает, он пропадает сам по себе и появляется тоже сам.

Акакий неприлично хрюкнул и лукаво заметил:

– Так что же это – от вас молодые люди ночью так быстро убегают, что боты забывают надеть, а? Вы уж им напоминайте.

– Что вы такое говорите?! – гневно сверкнула зрачками Таня. – У меня, между прочим, муж имеется, и я себе никогда не позволю… Да нас же выгонят сразу с работы, что вы.

Акакий потер переносицу. При чем здесь еще и башмаки? Вот забивают голову всякой ерундой…