Зоран Петрович заказал производителям этой фантастической ракетной гильотины сделать два титановых лезвия, которые падают на прямоугольную пластину. Размер пластины полностью соответствует габаритам чемодана – две стороны на семь миллиметров короче.

– Какая красота! – выдохнул Петрович, не отрывая глаз от стальной махины и улыбаясь, как ребенок.

– На что тебе эта виселица? – поинтересовался Свенне Густафссон.

Петрович выгнал его с помощниками из контейнера: скоро приедут его ребята – двое парней, которые работали с синими чемоданами и к которым Петрович проникся доверием. Зоран обошел гильотину, любуясь острыми лезвиями и блестящим металлическим корпусом. Он восхищался своей изобретательностью.

* * *

Позже выяснилось, что для того, чтобы все заработало как надо, требуются кабели и коннекторы. Только к девяти вечера все было готово к первому эксперименту.

Все шесть видеокамер, уже подготовленные для съемки, смотрели теперь на гильотину. Они под шестью разными ракурсами запечатлеют момент, когда синий контейнер G4S лишится своих краев, навсегда обеспечив Петровичу экономическую стабильность.

Идея продавать черные кейсы денежному хранилищу через только что основанную компанию, которая исправно платит налоги и подает годовые отчеты в налоговую службу, казалась Петровичу неимоверно привлекательной. А остальным они с Малуфом легко могут поделиться с государством – привилегия исключительно состоятельных людей.

Петрович сам включил камеры. Отойдя на пару шагов, он сосредоточенно кивнул, и оба помощника водрузили чемодан на пластину гильотины. После второго кивка машину привели в действие.

Затарахтел двигатель, и острые титановые лезвия на огромной скорости вонзились в чемодан. Но для самого Петровича все происходило как в замедленной съемке: он видел, как лезвия скользят вниз-под пристальным наблюдением камер, запечатлевающим каждую десятую долю секунды.

Титан вонзился в края контейнера. Петрович довольно улыбнулся. Но вдруг машина остановилась: что-то мешало. Через секунду они услышали знакомый хлопок разорвавшейся ампулы с краской. Петрович и его помощники вздрогнули от этого звука. Разочарованию не было предела.

– КАКОГО ЧЕРТА!

Молодые инженеры поспешили покинуть контейнер до того, как Петрович скажет что-то еще. Они уже знали, что за кажущейся легкостью и беспечностью этого мужчины, все время рассказывающего что-нибудь увлекательное, скрывается что-то другое. Что-то тяжелое и темное. Бог их упаси стать свидетелями такого.

«Вот черт», – беззвучно лепетал Петрович, даже не замечая, что остался под резким светом ламп наедине с машиной, которая стоила ему сотни тысяч крон и месяцы ожидания, но не принесла ничего, кроме разочарования.

Это конец.

Идея заставить G4S заменить свои синие чемоданы на черные кейсы из Словении просуществовала почти пять лет – до сегодняшнего дня. Петрович начал было считать, во сколько это ему обошлось, но вскоре сумма стала такой огромной, что он бросил это занятие – зачем лишний раз расстраиваться?

Может, ему удастся продать этот грузовой контейнер Густафссону с его свалкой?

Может, удастся снять с гильотины титановые лезвия и выгодно их продать?

Петрович опустился на табуретку перед одной из шести рабочих станций, достал из внутреннего кармана куртки телефон и набрал Мишелю Малуфу, который тут же ответил.

– Ты говорил, тебе нужна помощь? – спросил Петрович.

– Конечно, конечно. С тем, что мы недавно обсуждали… подняться в воздух.

Петрович задумался. Он привык к загадкам такого рода – по телефону нельзя говорить начистоту. Через пару секунд он вспомнил: денежное хранилище в Вестберге, вертолет.

– Да, я помню.

– Ты знаешь кого-нибудь, у кого… есть такая машина? – спросил Малуф.

– Считай, что дело сделано.

Петрович приободрился: теперь у него новое задание. Но где достать вертолет?

17

– Закроешь, Никке?

Карстен Хансен уже стояла в дверном проеме и, не дожидаясь ответа Никласа Нурдгрена, вышла и захлопнула за собой дверь.

Нурдгрен продолжил работать паяльником. Он часто засиживался до вечера – тогда работа шла плодотворнее – и привык запирать помещение и включать сигнализацию. В мастерской по ремонту электроники был гибкий график. Карстен, владелица мастерской, предпочитала приходить и уходить рано. Нурдгрен уважал эту ее черту: лучше побыть с семьей, чем коротать время за чтением газет. Причина, по которой сам Нурдгрен не торопился домой вечером, а предпочитал задержаться на пару часов, заключалась в том, что его гражданская жена Анника Скотт редко возвращалась раньше семи. Конечно, переработка редко сказывалась на зарплате в конце месяца, но это его не волновало. У него была постоянная должность, в штате числились четыре человека, и, если работы было мало, надеяться на большую зарплату не приходилось, сколько бы часов ни провозился с техникой.

Все началось с несложного ремонта электрических цепей в кухонном комбайне шестидесятых годов прошлого века. За это время Нурдгрен успел почти полностью разобрать агрегат. А что поделаешь? Люди приносят на ремонт всякое барахло, и в девяти случаях из десяти было бы разумнее сразу отказаться, но Нурдгрен обожал копаться в старой технике.

Современные миксеры не могут посоревноваться в качестве со старыми; из-за недостаточно мягкого теста у них тут же летят предохранители, а стоит недоглядеть и положить твердый орех, как во всем доме вылетают пробки. А в старом добром кухонном комбайне можно было даже глину вымесить – он работал как часы. Конечно, чтобы спасти такой агрегат, Нурдгрен был не прочь на пару часов задержаться на работе.

* * *

Где-то в половине седьмого Никлас запер дверь мастерской, зашел в супермаркет за едой к ужину и сел на остановке в ожидании автобуса. Серому небу, похоже, было все равно, что на дворе июнь: дождь зарядил еще вчера утром. На Нурдгрене была темно-синяя ветровка, которую он купил в H&M прошлой осенью, ботинки с распродажи, в руке он нес пакет с едой. Сев в автобус, он поглубже натянул на лоб свою иссиня-черную кепку, и никто из пассажиров автобуса впоследствии не смог бы его вспомнить.

Никлас Нурдгрен был из тех, кто оказался на площади Сергеля в тот момент, когда телевизионщики установили там камеры, снимающие всех прохожих. Тогда Никласа показали по телевизору – голубая мечта статистов.

Родители Никласа Нурдгрена прожили в браке уже почти сорок лет. Из истории их любви сложилась семейная легенда о том, как Ларс Нурдгрен, тогда рабочий на строительном предприятии, поехал в Польшу на строительство жилых домов и встретил там Еву, маму Нурдгрена. Проведя год в окрестностях Кракова, пара переехала в Швецию, где они купили домик в пригороде Ворбю. Когда Нурдгрен учился в средней школе, семья переехала в Шерхольмен, где сестра Нурдгрена, которая была старше его на три года, так и не смогла найти себя.

Для Никласа школьные годы протекли под тихими протестами. Сейчас он мог только удивляться, как учителям и учебной программе удалось задушить рвение к знаниям такого