Фоменко искоса взглянул на него, понимающе покачал головой.

Женя Румянцева шла с Людмилой Лапчинской по гаревой дорожке.

Она сменила шаровары и майку на короткую спортивную юбку и белую кофточку. Украдкой поглядывая на Сашу, она что-то быстро-быстро говорила Людмиле.

«Обо мне!» — подумал Саша, смущаясь еще больше.

Женя помахала ему рукой, перепрыгнула через низенький заборчик, отделяющий беговые дорожки от трибун, и побежала по лестнице наверх.

Фоменко толкнул Сашу в бок, но тот не обратил на это никакого внимания.

Неожиданный рокот автомобильного мотора и мягкий шелест падающей на землю воды привел Сашу в себя, но он уже не успел отбежать в сторону. Резкая струя прохладной воды окатила его.

— Куда смотришь! — отчаянно крикнул Саша ухмыляющемуся в окне кабины шоферу.

Вода залила ему лицо, грудь, и он, отфыркиваясь и смеясь, побежал к Андрею Михайловичу.

— Ты что-то говорил мне? — смущенно спросил он его. — Я прослушал…

— Здравствуйте, я ваша бабушка! — весело захохотал Фоменко. — Видно, под душ ты вовремя попал, тебя протрезвить требуется…

— Нет, все-таки как она хороша! — воскликнул Саша. — Я как-то не замечал всей ее красоты раньше. Хороша, как ты думаешь?

— Да, бра-а-ат! — многозначительно протянул Фоменко, похлопал Сашу по плечу и больше не сказал ни слова.

Они подошли к хрупкому судейскому столику, сели на раскладные стульчики и некоторое время молчали. Саша поглядывал в ту сторону, где скрылись Женя и Людмила. Фоменко закурил и задумался.

Стадион мало-помалу наполнялся молодежью. Мимо столика бежали загорелые мальчишки. Они спорили.

— Дудки! Товарищ Нечаев болел за нас! — громко кричал один.

— За вас? — насмешливо спрашивал второй. — А отчего же он кулаком, по столу стукнул, когда наши девчонки эстафету проиграли.

— От радости, конечно!

— Эге! От радости по столу не стукают!

Фоменко оживился:

— Видал? Спорят, за какую школу болел секретарь горкома! Кстати, он действительно, по-моему, болеет за вас.

— Этого я не знаю, — пожал плечами Саша. — Может быть. Он часто бывает у нас.

— Ну, он и у нас бывает. Такая у него должность — везде бывать. Я слыхал, что он близкий друг твоего отца?

— Да, они вместе участвовали в штурме Перекопа. Папа из Сиваша Сергея Ивановича вытащил. Они были совсем молодые тогда. Знаешь, чуть постарше меня. Такие, каким я буду через год. Представляешь, через год я брал бы Перекоп! — Саша потряс сжатым кулаком и сожалеюще прибавил: — Эх, были, Андрей Михайлович, времена!

— Кто знает, — задумчиво произнес Фоменко, — может быть, и нам придется брать перекопы.

— Где уж! — вздохнул Саша. — Теперь, если война и начнется, так за несколько дней наши будут в Берлине. Не успеешь и до фронта доехать!

— Ну, брат, если начнется, фронта на нашу долю хватит! Полгодика, не меньше, провоюем. Только хорошо бы она вообще не начиналась.

Саша хотел что-то горячо возразить физруку, но вдруг поморщился и проговорил:

— Идет!

— Да, прямо к нам, — переглянулся с ним Фоменко. — По правде сказать, при виде его меня охватывает жгучее желание повернуться спиной. Милый человек, загляденье просто! Диву даюсь, неужели он, с его купеческой комплекцией, каких-то десять лет тому назад был чемпионом республики!

К судейскому столику подошел низенький плотный человек с резко очерченным животиком и грубым скуластым лицом, на котором особенно выделялись мясистый, в ухабах и рытвинах нос и хохолки исседа-рыжих бровей. Его, по-видимому, интересовал один Никитин, потому что он уже издали возмущенно прокричал:

— Радуйся, Никитин! Радуйся, секретарь горкома тебя защищает, горой за тебя стоит! Нет, это не спорт!

— Не связывайся с ним, Саша, — шепнул Никитину Фоменко и, прищурясь, чуть иронически спросил подошедшего: — Чем вы так расстроены, Федор Федотович? На вас лица нет! В ваши годы да при вашей комплекции нужно чай с малиной пить, канарейку слушать, а спорт… да зачем вам спорт?

— Вы шутите, товарищ Фоменко? Это издевка! Мне тридцать девять лет.

— Разве? Товарищ Гладышев! Прошу извинения, по наивности я думал, что вам по меньшей мере пятьдесят. Честное слово, вы выглядите старше.

— Старше? — встревожился Гладышев. — Не нахожу! Хотя и Нечаев уверял меня, что я выгляжу старше… Да, да, я чувствую! — зловеще повысил он голос. — В голове сегодня целый день какие-то чертики…

— Зеленые? — миролюбиво спросил Фоменко.

— Почему зеленые? Обыкновенные! А все отчего? Отчего, я тебя спрашиваю, Никитин?

— Не имею представления, Федор Федотович, — хмуро усмехнулся Саша.

— Вот именно! Не имеешь! — набросился на него Гладышев. — Утвердили инструктором! А кандидатуру опытного товарища, которого я выдвигал на этот пост, отклонили. Нет, я остаюсь на своей точке зрения! Я против!

— Да погодите же, Федор Федотович, — остановил его Фоменко. — Варикаша только что женился, и я думаю, что мы правильно сделали, удовлетворив его просьбу. Свадебное путешествие бывает только один раз в жизни. У вас ведь тоже была любовь…

— Мы женились под пулями! В огне! — выкрикнул Гладышев.

— Это ведь не правило, Федор Федотович, а исключение из правил. Ваша молодость проскакала на коне с шашкой в руках в далекие героические времена, мы вам очень завидуем. Но теперь другие порядки. Вы ведь, надеюсь, гуманист, Федор Федотович, имейте же сочувствие.

— Да, я гуманист! — закричал Гладышев. — И когда некоторые, которые еще под стол пешком ходят, лезут на такие посты, я протестую!

Гладышев пренебрежительно показал на Сашу.

— Федор Федотович! — предостерегающе заметил Фоменко. — Никитин — мой друг, а за друзей я не пощажу даже такого уважаемого человека, как вы.

— Вот именно, вот именно — друг! Друзья да приятели! Начальник лагерей берет в инструкторы школьника, потому что он — приятель, а секретарь горкома защищает его, потому что он тоже друг отца Никитина. Нет, это не спорт! Говорят же, — понизил голос Гладышев, — на каждый роток не накинешь платок.

— Кто говорит? — Фоменко шагнул вперед. По лицу у него пошли красные пятна. — Вздор какой!

— Я не верю, конечно, — поспешил оправдаться Гладышев. — Много говорят… Дело, собственно, в чем? Дело в том, что и Варикаша не лучшая кандидатура. Если бы он был дельный физрук, Ленинская школа могла бы и первое место завоевать, а теперь посмотрим, Никитин, какое место ваша школа займет?

— Федор Федотович! — всплеснул руками Фоменко. — Да вы, оказывается, не в курсе событий! Ленинская школа уже предварительно заняла место. И не плохое. Первое!

— Что?! — Гладышев недоверчиво уставился на Фоменко. — Кто сказал? А ваша, ваша школа на каком месте? Или вы шутите?

— А мы, Федор Федотович, на втором месте оказались.

— Это уж-жасно! — выдавил Гладышев. — Меня неправильно информировали. Целый день в голове какие-то чертики!

Потирая виски, он побежал куда-то.

— Чертики-то у него все-таки зеленые. Пьян, собака! — с прямодушной грубостью,