— Она не психбольная, — рявкнул и шагнул в сторону врача, тот даже с места не двинулся.

— Она не хочет жить, — он посмотрел на меня серьезно, — и, если это не исправить, ей никакая операция не поможет.

Я не нашелся, что ответить, открывал рот и закрывал, как умалишенный. Как, мать его, за такое короткое время он сделал подобные выводы? Что значит она не хочет жить? Его слова казались бредом сумасшедшего, она ведь ни разу не дала повода, не пыталась ничего с собой сделать, даже будучи запертой в моей квартире наедине с самой собой.

— К ней можно? — спросил уже спокойнее.

— Можно, — он покачал головой, дал еще какие-то наставления, которые я благополучно пропустил мимо ушей, и скрылся за многочисленными дверями. А я стоял и прокручивал в голове сказанное. Черта с два, девочка, эту дурь из твоей головки я выбью, обязательно выбью. Постояв еще немного, переваривая информацию, развернулся и двинулся к друзьям.

— Езжайте домой, я и так испортил вам праздник, — произнес, как только поравнялся с четой Борзовых.

— Мы останемся, — запротестовала Ритка в своем репертуаре. Откуда только такая взялась, ромашка, блин.

— Нет, сейчас уже все хорошо, она отдыхает, я останусь, вы здесь не нужны, — настоял на своем и, не дожидаясь очередного протеста, развернулся и пошел прочь. Невежливо, грубо? Да! Я им свадьбу испортил, но они поймут, обязательно поймут, что сейчас я просто сам не свой. Стоило только подумать о том, что могло бы случиться, останься она дома сама. Или это я ее довел? Сука. Сука. Сука. Достал из кармана телефон, Артема уже должны были привезти в квартиру. Набрал номер, уточнил, все ли в порядке и, закончив разговор, направился в палату.

Мира лежала у стены, на меня даже не взглянула, хоть и заметила мое появление.

— Почему ты мне ничего не сказала? — спросил, едва сдерживая рвущийся наружу гнев. Эта девочка меня в могилу раньше времени загонит.

— А зачем?

МИРА

Я была напугана поведением Леши больше, чем произошедшим со мной. Он как загнанный в клетку зверь метался по слабоосвещенной палате. Было видно, что пытался привести эмоции в порядок, чтобы не разорваться и не выплеснуть на меня всю желчь. Я понимала, что все испортила. Так что технически ему было за что злиться. Тень мощной фигуры отдавала устрашающими узорами по стенкам.

А что до потери сознания, так уже случалось подобное, ничего удивительного в моем случае не было. Конечно, неудивительно, что твой организм перестает бороться без помощи извне. Подобная палата когда-то стала для меня местом приговора, сейчас лишь навязчивое напоминание о давно минувшем.

Леша медленно подошел к моей кровати, сел и слишком обреченно выдал, сжимая переносицу двумя пальцами:

— Затем, чтобы ты жила, мать твою. Вот зачем, — легко сказать подобную фразу, если ты не причастен к смерти другого человека. Близкого. Самого родного.

Я повернулась к мужчине и не узнавала того, кого видела. Рассмотрев вблизи, ужаснулась, он словно постарел на пару лет, взгляд стал рассеянным, глаза покраснели, и вообще складывалось ощущение, что у него случилась беда. Неужели…неужели он волновался из-за меня?

Мира, ты слишком высокого о себе мнения.

Небось он переживал за то, что не успел тебя натянуть. Или что расстроилась свадьба друзей. Вот тут было стыдно до ужаса. Я понимала, что наверняка ни о каком празднике потом не могло быть и речи. Скорая не равно веселье. Стыд накатил на меня с головой. Хотелось сразу же извиниться перед ребятами, которые в общем-то не заслуживали такого.

Но я всегда и везде приносила одни беды. Что-то стабильно. Что-то вечно.

— Это больше не имеет для меня смысла, — заправила непослушную прядь волос за ухо.

— Да что ты. А что имеет смысл! Что, блядь, для тебя, законченной эгоистки, имеет смысл? — взорвался мужчина. Остервенело стянул с себя пиджак и кинул его на спинку стула.

Ты глянь, какой важный! Биг босс прямо! Все ему виднее, все лучше знать.

— Ты не имеешь права навешивать на меня ярлыки, ясно тебе. Ты никто! Ты ни минуты не прожил в моей шкуре, чтобы сейчас разбрасываться словами!

Ты не умирал с каждым днем от осознания того, что совершил. Тебя совесть изнутри не выгрызала, не вырывала плоть, не вспарывала нервы. Леша преобразился в лице моментально, словно я зацепила что-то довольно личное сейчас.

— Как и ты в моей! Зато когда-то я грыз землю зубами, чтобы вылезти из той ямы, в которую меня кинули. Чтобы не остаться долбанным инвалидом на всю жизнь, так что я имею право говорить все, что угодно. Я не сложил ручки замочком, не валялся овощем, а пахал, мать твою. Пахал, чтобы сейчас добиться всего того, что имею. Не упал ниц перед проблемами.

Бил плетью по лицу. Фигурально. Прав ли он? Со своей стороны да, но я ведь понимала одно, что просто не знаю, как дышать с осознанием случившегося.

— Я не хочу пахать, пойми ты это! Я не ты! Я слабая!

Застряла в той ситуации и не видела выхода. Не хотела искать. Не заслужила! Да как угодно!

— Ты просто законченная эгоистка, ясно тебе или нет?! Ты об отце думала? Ты вообще о чем-то или о ком-то кроме себя думала?! — мужчина встал, приблизился ко мне вплотную и вопил обидные, колючие слова. Они больно врезались в мое сознание, заставляя совесть кровоточить еще больше. Думала ли об отце? Постоянно. Я рвала себя на части, чтобы спасти его.

— Да! Да! Я думала. Только все это денег стоит, лечение денег стоит! Думаешь все эти препараты, приемы у кардиолога, операция, — это все бесплатно? Это только на бумажке бесплатно! Нет у меня этих денег, а те, что есть…я не заслужила, не имею права, ясно тебе! Отцу они нужнее, ему помощь нужна, а мне не надо, мне уже ничего не надо…

Моя тирада возымела свой эффект. Леша моментально осунулся, сдулся. Гнев смылся с мужественного лица. Он протянул несмело ладонь к моей щеке и невесомо провел пальцами по коже. Табун мурашек от простого прикосновения — это не норма, но я так реагировала на его касания. Страх? Трепет? Что?

— Ты могла мне сказать изначально, Мира. Мы теряем время. Я оплачу любой уход, любых врачей, любые лекарства, любую операцию, — гортанно проговорил. Голос растерял былую сталь.

— Я не буду делать операцию.

Это все хождение по мукам. Нет.

Конечно, Леша отреагировал в своей манере, вынуждая меня кипеть и нервничать. Глаза потемнели, он развернул мою голову двумя пальцами и сжал подбородок с такой силой, что мне казалось, могли остаться синяки. Горячее дыхание коснулось губ, я машинально захотела провести по ним языком.

— Сделаешь, еще как сделаешь, как миленькая сделаешь. Я тебя даже спрашивать не буду, накачаю снотворным и вперед в новую жизнь. С ноги дверь открою, — рвано выдавал каждую фразу. Четко по словам. Угрожал своим всемогуществом. Давил в своем обычном стиле. Иначе ведь никак?