class="v">Огоньки болотные горели,

Бубны били, плакали сопели,

Песни пели бесы на реке…

Не видала Русь такого сраму!

А когда свезли меня на яму

И свалили в смрадную дыру —

Из могилы тело выходило

И лежало цело на юру.

И река от трупа отливала,

И земля меня не принимала.

На куски разрезали, сожгли,

Пепл собрали, пушку зарядили,

С четырех застав Москвы палили

На четыре стороны земли.

Тут тогда меня уж стало много:

Я пошел из Польши, из Литвы,

Из Путивля, Астрахани, Пскова,

Из Оскола, Ливен, из Москвы…

Понапрасну в обличенье вора

Царь Василий, не стыдясь позора,

Детский труп из Углича опять

Вез в Москву – народу показать,

Чтобы я на Царском на призоре

Почивал в Архангельском соборе

Да сидела у могилы мать.

А Марина в Тушино бежала

И меня живого обнимала,

И, собрав неслыханную рать,

Подступал я вновь к Москве со славой…

А потом лежал в снегу – безглавый —

В городе Калуге над Окой,

Умерщвлен татарами и жмудью…

А Марина с обнаженной грудью,

Факелы подняв над головой,

Рыскала над мерзлою рекой

И, кружась по-над Москвою, в гневе

Воскрешала новых мертвецов,

А меня живым несла во чреве…

И пошли на нас со всех концов,

И неслись мы парой сизых чаек

Вдоль по Волге, Каспию – на Яик, —

Тут и взяли царские стрелки

Лебеденка с Лебедью в силки.

Вся Москва собралась, что к обедне,

Как младенца – шел мне третий год —

Да казнили казнию последней

Около Серпуховских ворот.

Так, смущая Русь судьбою дивной,

Четверть века – мертвый, неизбывный —

Правил я лихой годиной бед.

И опять приду – чрез триста лет.

19 декабря 1917

Коктебель

Демоны глухонемые

Кто так слеп, как раб Мой? и глух, как вестник Мой, Мною посланный?

Исайя 42, 19

Они проходят по земле,

Слепые и глухонемые,

И чертят знаки огневые

В распахивающейся мгле.

Собою бездны озаряя,

Они не видят ничего,

Они творят, не постигая

Предназначенья своего.

Сквозь дымный сумрак преисподней

Они кидают вещий луч…

Их судьбы – это лик Господний,

Во мраке явленный из туч.

29 декабря 1917

<Коктебель>

Европа

В. Л. Рюминой

Держа в руке живой и влажный шар,

Клубящийся и дышащий, как пар,

Лоснящийся здесь зеленью, там костью,

Струящийся, как жидкий хрисолит,

Он говорил, указывая тростью:

Пойми земли меняющийся вид:

Материков живые сочетанья,

Их органы, их формы, их названья

Водами Океана рождены.

И вот она – подобная кораллу,

Приросшая к Кавказу и к Уралу,

Земля морей и полуостровов,

Здесь вздутая, там сдавленная узко,

В парче лесов и в панцире хребтов,

Жемчужница огромного моллюска,

Атлантикой рожденная из пен —

Опаснейшая из морских сирен.

Страстей ее горючие сплетенья

Мерцают звездами на токах вод —

Извилистых и сложных, как растенья.

Она водами дышит и живет.

Ее провидели в лучистой сфере

Блудницею, сидящею на звере,

На водах многих, с чашею в руке,

И девушкой, лежащей на быке.

Полярным льдам уста ее открыты,

У пояса, среди сапфирных влаг,

Как пчельный рой у чресел Афродиты,

Раскинул острова Архипелаг.

Сюда ведут страстных желаний тропы,

Здесь матерние органы Европы,

Здесь, жгучие дрожанья затая, —

В глубоких влуминах укрытая стихия,

Чувствилище и похотник ея, —

Безумила народы Византия.

И здесь, как муж, поял ее Ислам:

Воль Азии вершитель и предстатель —

Сквозь Бычий Ход Махмут-завоеватель

Проник к ее заветным берегам.

И зачала и понесла во чреве

Русь – Третий Рим – слепой и страстный плод:

Да зачатое в пламени и в гневе

Собой Восток и Запад сопряжет!

Но, роковым охвачен нетерпеньем,

Всё исказил неистовый Хирург,

Что кесаревым вылущил сеченьем

Незрелый плод Славянства – Петербург.

Пойми великое предназначенье

Славянством затаенного огня:

В нем брезжит солнце завтрашнего дня,

И крест его – всемирное служенье.

Двойным путем ведет его судьба —

Она и в имени его двуглава:

Пусть SCLAVUS – раб, но Славия есть СЛАВА:

Победный нимб над головой раба!

В тисках войны сейчас еще томится

Всё, что живет, и всё, что будет жить:

Как солнца бег нельзя предотвратить —

Зачатое не может не родиться.

В крушеньях царств, в самосожженьях зла

Душа народов ширилась и крепла:

России нет – она себя сожгла,

Но Славия воссветится из пепла!

20 мая 1918

Коктебель

Молитва о городе

(Феодосия – весной 1918 г.)

С. А. Толузакову

И скуден, и неукрашен

   Мой древний град

В венце генуэзских башен,

   В тени аркад;

Среди иссякших фонтанов,

   Хранящих герб

То дожей, то крымских ханов —

   Звезду и серп;

Под сенью тощих акаций

   И тополей,

Средь пыльных галлюцинаций

   Седых камней,

В стенах церквей и мечетей

   Давно храня

Глухой перегар столетий

   И вкус огня;

А в складках холмов охряных —

   Великий сон:

Могильники безымянных

   Степных племен;

А дальше – зыбь горизонта

   И пенный вал

Негостеприимного Понта

   У желтых скал.

Войны, мятежей, свободы

   Дул ураган;

В сраженьях гибли народы

   Далеких стран;

Шатался и пал великий

   Имперский столп;

Росли, приближаясь, клики