Как будто это самое ценное, что у меня есть. Ее пульс учащенно бьется чуть ниже линии подбородка. В ее глазах пляшет огонь, а тело вообще не двигается. Я колеблюсь еще несколько секунд, позволяя предвкушению дойти до критической точки.

Возможно, она захочет попытается забыть этот день. Этот момент.

Но не сможет.

Наши губы соприкасаются. Я чувствую вкус ее удивления, за которым следует облегчение оттого, что пытка закончилась. Но я еще не закончил. Я опускаю руки вниз и кладу их на ее талию, дразня языком ее губы. Проглатываю легкий вздох, который выходит из нее. Затем она начинает целовать меня в ответ, и я забываю обо всем, чего пытался добиться.

Наш поцелуй — это фейерверк, огонь и страсть. Горючий. Взрывоопасный. Электрический. Нечто большее, чем холодное соединение активов. Это борьба за то, чтобы вспомнить, где мы находимся. Почему нет возможности наклонить ее над ближайшей доступной поверхностью.

Лед можно откалывать. Но огонь? Только дураки шутят с огнем. Огонь уничтожает все на своем пути.

Есть доля секунды, сразу после того, как я отстраняюсь и заканчиваю поцелуй, когда это кажется реальным. Когда я смотрю на нее, а она смотрит на меня, и это самое главное, что имеет значение. Это осталось между нами... А потом исчезло.

— Я впервые представляю вам мистера и миссис Кенсингтон!

Я склоняю голову. Скарлетт едва заметно кивает мне. И мы поворачиваемся лицом к толпе, которая аплодирует, кричит и встает.

Мы женаты. Женщина, стоящая рядом со мной — моя жена. У меня было почти десять лет, чтобы привыкнуть к этой мысли. Очевидно, это было недостаточно долго, потому что слова звучат странно в моей голове. Может быть, брак — это одна из тех вещей, к которым нельзя быть готовым.

Может быть, дело в том, что я забочусь о ней, и в значении клятв, которыми мы только что обменялись.

Я беру ее безвольно свисающую руку, и мы начинаем спускаться. Мимо моего отца, Кэндис и Оливера. Мимо родителей Скарлетт. Мимо политиков, знаменитостей и бизнес-магнатов. Людей, которые думают, что они стали свидетелями сказки, и людей, которые знают, что монополия только что была обеспечена.

Проход длинный. Я сохраняю улыбку на лице в течение нескольких минут, которые требуются, чтобы пройти от апсиды собора до его притвора. Как только мы проходим мимо последней скамьи, я позволяю фальшивому выражению лица исчезнуть. Две женщины тут же уводят Скарлетт, и мне остается кивать организатору свадеб, пока она говорит.

Вероятно, это точное представление о том, как будет выглядеть остальная часть нашей совместной жизни.

Прием оказался хуже, чем я себе представлял. Обычно я избирательно отношусь к тому, с кем общаюсь. Сегодня вечером у меня нет выбора. Каждый человек здесь хочет поговорить со мной. Поздравить и заслужить благосклонность.

Скарлетт тоже окружена. В первый раз у меня появилась возможность поговорить с ней через несколько часов после того, как мы покинули алтарь, во время нашего первого танца. Она смотрит на меня, хотя на самом деле смотрит сквозь. Я знаю, что это целенаправленно. Ранее я уловил проблеск уязвимости. Теперь она укрепляет свои стены. Задраивает эмоциональные люки.

Мне должно быть все равно.

Это не должно вызывать у меня желания давить.

— Может быть, нам стоило попрактиковаться и в этом, — говорю я, когда она двигается напряженно и неохотно в моих руках. На секунду я ловлю проблеск улыбки. — Думаю, мы должны установить некоторые основные правила.

— На что? — спрашивает она, отводя взгляд. На восхищенных зрителей, окружающих нас. Вспыхивает несколько камер.

— На нас.

Скарлетт больше не притворяется, что обращает внимание на толпу. Ее глаза встречаются с моими.

— Ты хочешь обсудить это сейчас?

— Ты все равно уезжаешь сегодня вечером, верно? Я решил, что до этого будет лучше уточнить некоторые детали. К тому же ты избегаешь меня с тех пор, как мы обручились.

— Я и до этого избегала тебя.

— Ну, теперь все кончено, жена.

Я чувствую, как напрягается ее спина сквозь тонкую ткань свадебного платья.

— И ты подумал, что наш первый танец будет самым подходящим моментом?

— Я подумал, что будет больше шансов, что ты не уйдешь во время разговора.

— Я не трусиха, — заявляет Скарлетт.

— Я никогда тебя так не называл.

Ее подбородок вызывающе вздергивается.

— Нам нечего обсуждать, Крю. Я сказала, что выйду за тебя замуж, и только что это сделала. Это предел.

— Начало нашей семьи.

— Предел, — повторяет она.

— Смею предположить, ты хочешь раздельные спальни?

Она выдерживает мой пристальный взгляд.

— У меня есть повар и горничная. Один из них покажет тебе твою комнату, когда ты приедешь ко мне сегодня вечером.

— Что на счет секса?

— Будь осторожен.

— С тобой, Скарлетт.

Ее горло подпрыгивает, когда она сглатывает.

— Я… не знаю. Может быть, иногда.

Может быть, иногда? Я качаю головой.

— Тебе ничего от меня не нужно.

Это не вопрос. Но она все равно отвечает.

— Мне ничего от тебя не нужно.

— Хорошо.

— Хорошо, — вторит она. — Нам не нужно притворяться.

— Я не притворяюсь.

Эти три слова остаются между нами.

Остальная часть нашего танца проходит в молчании. Когда он заканчивается, мы оба переходим к другим. Скарлетт начинает танцевать со своим отцом, в то время как я танцую с Кэндис.

Прошло много лет с тех пор, как я так сильно желал, чтобы моя мать была жива. Но в этот день? В этот момент? Мне безумно хотелось, чтобы она была здесь. Из того немногого, что я помню и слышал об Элизабет Кенсингтон, она была милой и спокойной. Она смягчала острые углы моего отца, которые со временем только обострились. В ее глазах сегодняшний день был бы романтичным. Вместо бесконечной болтовни Кэндис об ужине, торте и цветах, думаю, мама спросила бы меня, чувствую ли я себя по-другому, как женатый мужчина. Прочитала бы мне лекцию о том, как обращаться со Скарлетт. Может быть, она с самого начала отговорила бы моего отца от этого соглашения. Я никогда этого не узнаю.

Когда песня заканчивается, я приглашаю Джозефину Эллсворт. Я ловлю удивленный взгляд Скарлетт, когда мы выходим на танцпол, как будто мысль о том, что я буду танцевать с ее матерью, никогда не приходила ей в голову.

— Вы превзошли себя, миссис