вам кое-что сказать, – волнуясь, начала Маруся. – Мне кажется, что…

– Что вам кажется, скажете, когда я вас спрошу, – довольно резко оборвал ее Малышев.

Маруся обиженно умолкла.

Они с Антониной спустились в актовый зал. Там уж все знали о случившемся. Парни и девушки побросали свои занятия и сидели с мрачными лицами, лишь изредка вполголоса переговариваясь. Девушки из литкружка вытирали слезы.

– Марусь, как же это, а? – растерянно бормотала Антонина. – Чего это с ней, а? Что-то я никак в толк не возьму. Как это случилось-то?

– И я пока в толк не возьму, Тонь, – вздохнула Маруся. В носу снова защипало. – Может, товарищ следователь что-то выяснит и нам расскажет…

Однако пока товарищ следователь предпочитал не рассказывать, а слушать. Участников художественной самодеятельности по одному вызывали в кабинет Артемьева, который следственная группа превратила во временный опорный пункт. Каждого спрашивали, близко ли он был знаком с Серафимой Паниной, когда видел ее в последний раз, при каких обстоятельствах и в каком настроении, ладила ли Панина с начальством и коллегами…

Антонину Малышев позвал первой, зато Марусю оставил, по-видимому, на закуску. Наконец очередь дошла и до нее.

– Ну и? Ваш эксперт подтвердил отравление? – с порога требовательно спросила Маруся.

– Возможно, возможно, – Малышев побарабанил пальцами по столу.

Затем он задал ей почти те же вопросы, что и другим свидетелям. Выслушав – невнимательно, как ей показалось – ответы, снова забарабанил по столу.

– А вот поведайте нам, товарищ Левкова, не заметили ли вы в последнее время в поведении пострадавшей чего-нибудь особенного? – с непонятной ухмылкой спросил Малышев.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, возможно, она была чем-то сильно расстроена. Переживала по какому-нибудь поводу. Может, наблюдались какие-нибудь… хм… отклонения, депрессия. Вы же врач, вам виднее. У Паниной ведь не было родни, верно? То есть в случае чего обратиться за помощью ей было не к кому…

– Почему же не к кому? У нас, как вам известно, человек человеку – друг, товарищ и брат, – отчеканила Маруся, – тем более наш гарнизон не такой уж и большой, все друг друга знают, в помощи никто никогда не откажет. Поводы переживать у Серафимы, конечно, были, но никаких таких отклонений я в ее поведении не замечала. Совершенно нормально Сима себя вела.

«А вот к чему ведет товарищ следователь, непонятно», – подумала Маруся. И тут ее осенило.

– Погодите-ка, – насторожилась она. – Вы намекаете, что Сима могла… сама с собой что-нибудь сделать?! Я понимаю, что версия о самоубийстве для вас, наверное, более предпочтительна, чем об уби… чем какая-либо другая…

– Но-но, гражданочка! Попрошу не перегибать палку! – Малышев привстал из-за стола, грозно сверля Марусю глазами. – Следствие само решит, что для него предпочтительнее.

– Простите, если я что-то перегнула, но, по-моему, это не может быть самоубийство, – не унималась «гражданочка». – Сима не из тех, кто в порыве отчаяния способен лишить себя жизни. Вы нашли что-нибудь, что подтверждало бы версию о самоубийстве? И потом – как, по-вашему, она это с собой сотворила? Чем отравилась?

– Как и чем – вскрытие покажет, – хохотнул Малышев.

Марусю его цинизм покоробил до глубины души. Малышев, вероятно, это заметил, потому что сразу посерьезнел.

– И судмедэкспертиза, – добавил он. – Послушайте, Мария… Васильевна, а почему вы так уверены, что вашу библиотекаршу убили? А? Может, вы располагаете какой-то информацией и пытаетесь утаить ее от следствия? Выкладывайте!

– Да нечего мне выкладывать! – выпалила Маруся. – Я бы и рада вам помочь, но, во-первых, вы давеча от моей помощи категорически отказались, а во-вторых, мне самой пока ничего не ясно. Я знаю только, что Сима шила к Новому году платье, репетировала роль в нашей постановке и… ждала от своего молодого человека предложения руки и сердца. Объясните мне, с чего ей было самоубиваться?!

– Мало ли с чего! – досадливо поморщился Малышев. – Обещать, как известно, не значит жениться. Молодой человек раздумал. А впечатлительная девушка с горя вместо того, чтобы с головой уйти в общественную работу, решила наложить на себя руки. Так, увы, бывает.

– Сима и так была с головой в общественной работе, – пробормотала Маруся. – То есть вы мне не верите…

– Я голословным заявлениям не верю, верю только неопровержимым фактам. Работа у меня такая, – развел руками Малышев. – А вот ваше, Мария Васильевна, упрямство выглядит крайне подозрительно. Еще немного – и я начну вас саму подозревать. Как минимум в лжесвидетельствовании, а то и в убийстве подруги. А что? Вы врач, в лекарственных средствах разбираетесь, в том числе во всяких там ядах…

«Где-то я это уже слышала, – подумала Маруся. – Ходить в подозреваемых мне не привыкать. Что ж эти следователи все такие одинаково предсказуемые?»

– Вот только не надо меня запугивать… Значит, это действительно отравление, – сказала она вслух. – А теперь подумайте: будь я причастна, разве стала бы опровергать вашу версию о самоубийстве? Мне ведь она как раз была бы выгодна! Не говоря уже о том, что у меня не имелось ни малейшей причины сживать со света Серафиму. Мы с ней дружили, и нам абсолютно нечего и некого было делить!

– А у кого были причины? Кто мог желать товарищу Паниной зла? – Малышев, который секунду назад сидел квашня квашней, мгновенно собрался как тигр перед прыжком.

Маруся никогда, к счастью, не встречала в дикой природе тигра перед прыжком, но приблизительно так его себе и представляла.

– Да ни у кого не было! – ответила она. – К ней все тепло относились. Наша Сима очень хорошая! Была…

В голосе Маруси зазвенели слезы. Чтобы они не пролились ручьями, она подняла глаза к потолку и часто заморгала. Тут же мысленно обругала себя за то, что расчувствовалась перед этим… чурбаном. «Поплачу потом, – пообещала себе, – когда можно будет».

– Вы путаетесь в показаниях, товарищ Левкова, – с ехидцей произнес Малышев, – сначала настаиваете на том, что смерть Паниной – не самоубийство, а потом утверждаете, что ровным счетом ни у кого не было причин сводить с ней счеты.

– Надеюсь, вы не рассчитываете, что я, не сходя с места, раскрою это преступление? – вкрадчиво поинтересовалась Маруся. – Мне кажется, это ваша работа. Или я что-то путаю? – не удержавшись, добавила: – Надеюсь, когда вы установите, чем именно Симу отравили, у нас появятся какие-нибудь зацепки.

– У нас? – Малышев хмыкнул и покачал головой. – Ох, и несговорчивая вы девушка, Мария… Васильевна. Только не вздумайте набиваться мне в напарники, я этого, как вы, вероятно, догадываетесь, не потерплю. И самодеятельностью антихудожественной вам заниматься по-прежнему запрещаю. Расследования всякие любительские устраивать и прочее. Уяснили? Тогда… тогда можете быть свободны… пока.