Мы помним, что вскоре после выхода «Сатурновских стихотворений» умерла Элиза Дюжарден. По странному совпадению после выхода «Галантных празднеств» 22 марта 1869 года скончалась Луиза Гранжан, тетка и крестная мать поэта.

Скончалась она с болью в сердце: будущее Поля, ступившего на опасную дорогу богемной, то есть пустой, жизни и забывшего о вере, представлялось ей ужасным. Ее последняя воля, доверенная г-ну Перо, нотариусу Кастильона и отцу Делоню, состояла в том, чтобы заставить Поля любой ценой покинуть Париж, жениться и обосноваться в Арденнах.

Вместе с матерью он приехал на похороны, где ему и сообщили предсмертное пожелание покойной. Он выслушал все это с рассеянным видом, так как был озабочен более неотложными делами: только что вышла его книга, и нужно было вернуться в Париж, чтобы «запустить» ее. Проповедям о морали Верлен предпочел развлечения в трактире. Единственный трактир в Пализёле держал некто Верковик. Счет «за водку, проданную Полю», найденный в бумагах о наследстве тетки Луизы, составлял пять франков (стопка стоила пять сантимов, тем самым получается, что Верлен выпил целую сотню[138]).

Вскоре, поручив г-ну Перо оформить счета, а мэтру Кастильону — оплатить их, он заговорил об отъезде. Это было настоящим потрясением для всех. Однако удалось заставить Поля пообещать вернуться, если нотариальные формальности потребуют его присутствия. И он сдержал слово, вернувшись в апреле вместе с матерью. Г-н Перо и отец Делонь настоятельно объяснили ему, что он не может больше вести распутную жизнь, а в память о тетке, которая столько молилась за него, он любой ценой должен примириться с богом.

Их мольбы и слезы матери заставили Поля задуматься. Сразу же по возвращении в Париж, исполненный добрых намерений, он сделал первый шаг. Случайно зайдя в церковь, Верлен попросил исповедать его. Священник отложил отпущение грехов на несколько дней. А когда Поль пришел за этим, стал живо упрашивать его причаститься в следующее воскресенье. Неизвестно, сделал ли он это, но, как бы то ни было, «перемирие с богом» было недолгим[139]. Очень скоро он вновь с наслаждением погрузился в неистовство литературной деятельности.

Верлен решил заняться журналистикой, чтобы заработать на карманные расходы. И ему повезло. Огюст Вакери напечатал на первой полосе оппозиционной антиклерикальной газеты «Призыв» его доклады о предвыборных собраниях (речь шла о выборах в палату депутатов 25 мая 1869 года). Также Вакери опубликовал его стихотворение на случай в рубрике «Галопом!», под которым стоит подпись «Бара» (в номерах от 8 и 19 мая[140]). Нападки на власть были не такими уж сильными. Но все же 10 июня выпуск газеты приостановили, и Верлен прекратил эту опасную игру.

В феврале 1869 года Люсьен Виотти вытянул несчастливый номер[141] и должен был идти в армию. Чтобы собрать средства на его «выкуп», друзья организовали концерт у г-жи Адан. В связи с этим событием Верлен просит Франсуа Коппе, чтобы тот разрешил мадмуазель Агар прочитать его стихи. «Наш призывник — воплощение порядочности и, кроме того, обаятельный юноша, влюбленный во все прекрасное, и особенно в поэзию. Он пишет стихи, которые без сомнения понравились бы вам, и в дальнейшем только полные идиоты смогут остаться равнодушными к его поэзии», — пишет Верлен Коппе 13 февраля.

Спустя два месяца, 18 апреля, Верлен сообщает Лепеллетье, что успех концерта в пользу «старины Виотти» превзошел всякие ожидания. В одной короткой фразе из этого благодарственного письма упоминается о том, что наконец закончено либретто «Вокошара»: «Виотти и я — мы оба очень признательны тебе за этот концерт и сообщаем, что наше либретто наконец закончено»[142]. К несчастью, оставалось неизвестным, будет ли оно когда-нибудь исполнено, так как к нему не было музыки. Шабрие заставлял себя упрашивать. Что ж, если дело обстоит так, пусть музыку напишет Сиври! Но «малыш Сиври» тоже не торопился: проходили недели, и надо было что-то предпринять. И вот однажды вечером, в начале июня 1869 года, Верлен отправился к Сиври, решив во что бы то ни стало отвести его в кафе Дельта и там вместе поработать.

Шарль де Сиври жил тогда у родителей на Монмартре, на спускавшейся по пологому склону холма улице Николе, в доме 14, трехэтажном особняке, отделенном от улицы небольшим садом. Мать Сиври, урожденная Шариа, после смерти маркиза де Сиври сочеталась вторым браком с богатым рантье Теодором-Жаном Моте, инспектором начальных школ. Сам он называл себя Моте де Флервиль, хотя и не был дворянином. У супругов де Флервиль было две дочери.

Горничная провела Верлена на третий этаж, в маленькую комнатку Шарля. Тот только проснулся: всю предыдущую ночь он, как одержимый, играл на фортепиано у Нины. Шарль был несколько удивлен приходом Верлена, но немедленно оделся; друзья собирались уже идти в кафе, как вдруг раздался тихий стук. Это сам Рок постучался к ним в дверь.

Вошла Софи-Мари-Матильда, сестра Сиври, очаровательная, хрупкая, изящная девушка. Было в ней что-то детское, и хотя ей исполнилось шестнадцать, она казалась моложе. Обеспокоенная отсутствием брата за обедом, она пришла справиться о его самочувствии. Но раз он уже встал, значит все замечательно и беспокоиться нечего. Она уже было собиралась уходить, но Шарль остановил ее:

— Ты можешь остаться, это Поль Верлен, поэт. Впрочем, ты его уже видела — помнишь «Носорога»?

Еще бы она не помнила! Как он тогда веселился и смешил ее! Верлен и Матильда решили, что они, вероятно, уже встречались на вечере в салоне у Нины, куда Матильду привел Шарль.

Глаза Матильды засияли от радости. Ее отец, в годы своей юности много веселившийся на балах, с возрастом стал домоседом и консерватором. В пику ему она принимала сторону матери, которая была когда-то знакома с Вагнером и Шопеном. Матильда любила искусство и художников, и для нее слова «поэт» и «творец» означали одно и то же. И ее уже не смущали ни некрасивое лицо, ни раскосые и слишком глубоко посаженные глаза, ни всклокоченная борода. Она с улыбкой протянула ему руку: