Пришлось-таки Эндрю возвращаться ночью одному, что ему было совсем не по душе. Лесник же проводил детей до самого дома. И когда ураган упреков со стороны Марты унес их в кровати, лесник остался на кухне и рассказал кухарке и Марте обо всем, что случилось. Он все так хорошо объяснил, что на следующее утро Марта совсем не сердилась.

После того он часто заходил повидаться с Мартой и в конце концов… но, впрочем, это уже совсем другая история.

На другой день Марта сочла своим долгом свято выполнить свои вчерашние угрозы и в наказание не выпустила детей из дому. Но зато она совсем не ворчала и даже позволила Роберту уйти на полчаса по какому-то очень важному для него делу.

Дело, конечно, заключалось в новом желании на этот день.

Роберт со всех ног пустился бежать к песочной яме, разыскал Чудище и пожелал…

Но это тоже совсем другая история.

В наказание за печальные события предыдущего дня детям пришлось сидеть дома. Марту, конечно, нельзя винить: она была убеждена, что все произошло не ввиду несчастного стечения обстоятельств, а просто от излишних шалостей. Вы знаете, взрослые часто говорят, что им совсем не хочется вас наказывать, и что они делают это только для вашей же пользы, и что им это так же неприятно, как и вам, и очень часто, действительно, так оно и бывает.

Марте хотелось наказывать детей не больше, чем им хотелось быть наказанными: во-первых, она знала, что от этого в доме целый день будет стоять шум, а во-вторых, у нее были и другие причины.

— Это просто стыд — держать ребят дома в такую погоду, — разговаривала она накануне с кухаркой. — Но ничего не поделаешь, уж слишком большие они озорники! Если я их не уйму, так, того и гляди, домой без головы придут. Сделай ты им, пожалуйста, сладкий пирог завтра к чаю. А теперь давай скорей готовить постели: вон, уже десять часов, а мы все еще не управились.

Итак, дети сидели дома — все, кроме Роберта. Ему, как я сказал, было позволено уйти на полчаса по какому-то неотложному делу. Конечно, дело это заключалось в новом желании на нынешний день.

Найти Чудище было не трудно — жара стояла такая, что сегодня оно едва ли не в первый раз само вылезло на свет Божий. Оно сидело в ямке на мягком песке, потягивалось, расправляло свои баки и ворочало глазами по сторонам.

— А! — воскликнуло оно, увидав Роберта левым глазом. — А я-то вас давно уж поджидаю. Где же остальные? Надеюсь, не разбились вдребезги со своими крыльями?

— Нет, — отвечал Роберт. — Только из-за крыльев у нас опять вышли большие неприятности, и теперь остальные трое сидят взаперти, а меня отпустили только на полчаса. Так вы, пожалуйста, исполните мое желание поскорее!

— Чего же ты хочешь? — спросило Чудище, поворачиваясь в песке.

Но Роберт ничего не мог ему ответить. Все, о чем он думал дорогой, вдруг улетучилось у него из головы и теперь приходили на ум лишь какие-то пустяки, важные только для него самого: новые коньки, альбом для иностранных марок, перочинный ножик с тремя клинками и штопором и тому подобные мелочи. Роберт даже присел, чтобы лучше собраться с мыслями, но из этого толку не вышло. В голове у него все вертелись такие вещи, которые для других были совсем не интересны: футбольный мяч, высокие штиблеты или еще мысль о том, как бы по возвращении в школу перегнать своего соперника по оценкам Симпкинса-младшего.

— Знаешь, — сказало Чудище. — Ты бы, все-таки, поторопился, время-то уходит.

— Я знаю, что оно уходит, — отвечал Роберт. — Но я не могу придумать, чего бы пожелать. Ну вот, я хочу, чтобы вы исполнили желание кого-нибудь другого из нас, кто теперь сидит дома, и чтобы он сам об этом не знал. Ай, нет! Не надо!

Но уже было слишком поздно. Чудище раздулось втрое, потом выпустило воздух, съежилось, точно резиновый шар, проткнутый булавкою и, видимо, совсем изнемогло от сильного напряжения.

— Ох! — сказало оно. — Было ужасно трудно. А все-таки я сделал это. Беги же скорее домой, а то раньше чем ты вернешься, они успеют пожелать какую-нибудь глупость.

Ну конечно! Иначе и быть не могло! Роберт и сам это чувствовал. Со всех ног пустился он домой. По дороге его очень занимал вопрос, какое именно желание могло появиться у оставшихся. Они могли пожелать кроликов, или белую мышь, или шоколада, или хорошей погоды на завтра, или же — что было очень вероятно — кто-нибудь мог сказать: «Что это Роберта так долго нет, поскорее бы он возвращался!» И вот, быть может, во исполнение этого желания он, Роберт, теперь и бежит во всю мочь. И тогда весь день пропал понапрасну! Роберт начал утешать себя мыслью о том, что без него могут придумать и что-нибудь интересное. Но это ведь ужасно трудно — какое занятие может быть интересным дома, когда солнце светит так ярко, а уйти никуда нельзя?!

Роберт бежал очень быстро, но, добежав до поворота, откуда была видна крыша их домика, он вдруг широко раскрыл глаза и перешел на шаг — ведь с вытаращенными глазами бежать очень неудобно. Затем он совсем остановился: дачи больше не было. И решетка, и сад — все исчезло. А где раньше была дача, там теперь… Роберт протер глаза и взглянул снова. Так и есть! Сомнений больше не было. Кто-то из оставшихся дома, очевидно, пожелал жить в замке, и вот перед глазами Роберта стоит замок — высокий, гордый и мрачный, с башнями и зубцами, узкими окнами, глубоким рвом и подъемным мостом. А там, где был огород, появились какие-то белые штуки, вроде больших грибов.

Роберт потихоньку подвигался вперед и мало-помалу разглядел, что это были не грибы, а белые шатры, а между шатрами ходили вооруженные люди, да как много!

— Вот скверная история! — с жаром воскликнул Роберт. — Они пожелали оказаться в осажденном замке, а противное Чудище тут же их и поймало. Это как раз на него похоже. Как было бы хорошо, если бы мы никогда не встречались с этим хитрым животным!

Там, где полчаса тому назад был сад, теперь виднелся широкий крепостной ров. Из маленького окна над воротами замка кто-то махал чем-то бурым. Роберт догадался, что это был один из носовых платков Сирила, которые никогда не были белыми с тех пор, как в комоде, где они лежали, была опрокинута бутылка с фотографическим виражом.

Роберт махнул в ответ своим платком и тотчас же почувствовал, что поступил неразумно: его сигнал, по-видимому, был замечен в осаждающем войске, так как от него тут же отделились два человека в стальных шлемах и направились прямо к Роберту. На ногах у них были длинные желтые сапоги, и шли они такими большими шагами, что Роберт, вспомнив о своих коротких ногах, даже и не попытался бежать. Он знал, что его самого это не спасет, а только раздражит врагов. А потому он стоял, не двигаясь с места, и, кажется, это понравилось подходившим к нему воинам.

— Клянусь спасением души своей! — сказал один из них. — Этот бездельник не из трусливых!

Роберт был доволен, что его назвали смелым и почувствовал, что он и в самом деле стал как-то храбрее. На слово «бездельник» он не обратил внимания: он знал, что в исторических романах для юношества так часто обращаются к детям, а потому и не обиделся. Только у него появилось опасение, что он, пожалуй, плохо поймет этих воинов. По крайней мере в исторических повестях он не всегда понимал, о чем они говорили.