— Ну, эти ни о чем не беспокоятся, правда? — улыбнулся мне Питер.

— Как и все остальные здесь, — ответила я.

Потом, осмотревшись по сторонам, я поняла, что окружает нас в основном рабочий люд — в основном немолодые женщины в платках — и сказала:

— Для вас это, может, и совсем неплохо — возможно, при таком положении дел ваша страна станет по-настоящему демократической…

— Мы всегда становимся демократичными, как вы изволили выразиться, во время опасности, — строго ответил Питер. — Те, кто никогда не был на передовой, не могут понять, каким великим уравнивающим всех фактором является война.

Он произнес эти слова очень серьезным тоном, и я вдруг ощутила, насколько дешевой была моя попытка поддеть его. Забавно, конечно, но, находясь среди этих англичан, начинаешь понимать, что уж в чем-то важном и главном-то они разбираются превосходно.

Конечно, манеры их способны взбесить кого угодно… Впрочем, хватит об англичанах, ведь я находилась уже в Шотландии, хотя Шотландия эта оказалась совсем не такой, как я ее себе представляла.

Глазго вселяет в меня страх своими длинными улицами, вдоль которых выстроились угрюмые дома, так контрастирующие с более богатыми кварталами. Тем не менее даже самые благополучные районы этого города кажутся мне унылыми. Не знаю, как объяснить, что я имею в виду, но мне кажется, что этот город поколение за поколением строили люди, знавшие в своей жизни только страдания и жертвы. Быть может, я ошибаюсь, но именно такое впечатление сложилось у меня от Глазго.

Когда прозвучал отбой — достаточно скоро, очевидно, этот налет не относился к тем, которые здесь называют серьезными, — мы покинули бомбоубежище и направились к гостинице, где Питер забронировал номер, в котором мы могли оставить свои вещи и привести себя в порядок прежде, чем отправиться за киоском.

После того как мы взяли носильщика и двинулись в гостиницу, Питер как-то притих.

— В чем дело? — поинтересовалась я.

— Я беспокоюсь за вас, — ответил он. — Мела, вы совершенно уверены в том, что мы все делаем правильно?

— О господи! — воскликнула я. — Что за страхи, Питер?! Вам следовало бы родиться женщиной.

Не обращая внимания на выпад, он спокойным тоном продолжил:

— Лучше, чтобы вы передумали. Мне по-прежнему кажется, что вы просто не представляете, с чем имеете дело, и, если нас не ждет неожиданная опасность, вы найдете наше занятие скучным и глупым.

— Да будет вам! — возмутилась я. — Мы уже касались этой темы, и не однажды. Я уже говорила вам, что именно собираюсь делать, и если кто-то способен помочь мне — так только вы. Я намереваюсь во что бы то ни стало реализовать свой замысел.

— Да будет так, — послушно промолвил Питер, входя следом за мной в здание гостиницы.

Оставив там мой багаж и оплатив мой номер, он распорядился, чтобы портье вызвал ему такси.

— Но зачем? — удивилась я. — Куда это вы собрались?

— В другой отель.

— Какой абсурд! Мы вполне можем остановиться здесь вместе, я вполне доверяю вам. — сказала я, усмехнувшись, и на сей раз смутился Питер.

— Дело не в этом. Мне приходится думать о вашей репутации, а если честно, и о моей собственной. Помимо общепринятых приличий, мне приходится учитывать и возможную реакцию избирателей.

После небольшой паузы он продолжил:

— Видите ли, нам, британцам, до сих пор приходится придерживаться пуританских представлений о том, что прилично, а что нет, и мой более чем респектабельный электорат не сможет понять причин, заставивших столь красивую незамужнюю девушку остановиться в одной гостинице с таким закоренелым холостяком, как я.

Заканчивал он свою сентенцию уже с улыбкой на губах, однако я могла видеть, что говорит он вполне серьезно.

— Ну ладно, — сказала я, — раз уж у вас такие нравы. Но, с моей точки зрения, это все очень уныло и глупо.

А что еще могла я сказать в подобной ситуации? И в легкой задумчивости по растянувшимся на целую милю коридорам я направилась к выбранному для меня Питером номеру.

По счастью, мой номер располагал гостиной, что, по словам Питера, означало, что он имеет право подняться ко мне наверх — иначе нам пришлось бы встречаться в общей гостиной.

Итак, я распаковала вещи, переоделась в самую простую и удобную одежду и стала ждать Питера. Он явился за мной очень скоро, a затем мы на такси доехали до находящейся недалеко от гавани небольшой улочки, где нас ожидал киоск.

По дороге мы видели много разбомбленных домов, и это горестное зрелище, вид этих людей, копавшихся в груде развалин в поисках своих скромных вещей, едва не довели меня до слез.

Какая-то девочка безутешно рыдала над сломанной куклой, и мне захотелось немедленно остановить машину, чтобы купить ей новую, однако Питер строгим тоном напомнил мне о том, что у нас есть куда более важное дело.

— К тому же, — сказал он, — не стоит привлекать к себе лишнее внимание. Пока вы здесь являетесь всего лишь молодой женщиной, помогающей своей стране во время войны, и, кстати, вам не стоит говорить слишком много, ибо акцент с головой выдает вас.

— Мой акцент! — возмутилась я. — Слышали бы вы себя самого!

В глазах Питера вспыхнула искорка.

— Что было раньше, — вопросил он, — яйцо или курица?

Однако я не позволила вовлечь себя в спор.

— Всем известно, что англичане говорят с акцентом, — с уверенностью проговорила я, — так что обсуждать этот вопрос бесполезно.

— Говоря «всем», вы, вероятно, имеете в виду канадских и американских сыновей и дочерей Англии, покинувших родину? Я не ошибся? Что ж, буду теперь знать!

Я, разумеется, понимала, что продолжение дискуссии обрекает меня на поражение, и потому перевела разговор на другую тему, впрочем, мы уже скоро оказались на месте.

Одетая в униформу пожилая женщина передала нам автолавку, предложила расписаться в нескольких разных бумагах и сказала Питеру, что в конторе его ждет особый пакет. В пакете оказалась наша спецодежда. Удивительно, но комбинезон оказался мне к лицу, а вот Питер в новом образе потерял существенную долю присущего ему достоинства и важности.

Мы запаслись бензином, согласно рекомендации проверили товар в кузове, после чего отъехали. Питер, как я и ожидала, ехал уверенно, однако не без осторожности.

Странно, насколько характер человека проявляется в том, как он ведет машину. Тим, например, всегда устремлялся вперед, как мы с ним говорили «на миллионе миль в час», лихо срезал углы, а уж на прямых участках дороги, где не было дорожных полицейских, не ограничивал себя в скорости.

А Питер продвигался вперед неспешно, и, хотя я понимала, что тяжелому фургону такая скорость больше подходит, этот темп скоро начал раздражать меня. Я спешила скорее попасть на место, однако Питер никак не реагировал на мои попытки поторопить его.