Мне пришлось присесть на кресло. Сестра сделала то же. Она побледнела. Я спросила Ромена:

– Почему ты так говоришь?

– Потому, что я уверен. Уже не раз он казался мне каким-то странным, вздрагивал, когда я собирался к нему подойти.

– Но мы бы сразу заметили! – закричала Эмма. – Сразу видно, когда он пьян!

– Вовсе не факт, не думаю, что он пьет столько, чтобы это стало заметно. Вы не обратили внимания на его периодические отлучки?

– Я недавно приехала, и вчера днем он действительно уходил и отсутствовал часа два-три, но он искал подарок Милану на день рождения.

– Значит, только я заметил, что он вернулся без подарка?

Я покачала головой, кто-кто, а уж я-то пьяных чуяла за версту. Но тут вмешалась сестра:

– Точно, на днях он пошел покупать устрицы, ходил битый час и не нашел их нигде.

– Ага! – воскликнул Ромен. – Я же говорил, что уверен.

Несколько минут мы сидели молча. Нет, поверить в это я не могла. Только не сейчас, после десяти лет трезвости. Невозможно, невероятно. Я встала и твердо произнесла:

– Мы должны знать точно.

– Собираешься спросить у него?

– Нет, я боюсь его обидеть. Но мы поступим по-другому: в следующий раз, когда он уйдет, мы за ним проследим. Таким образом мы узнаем правду.

Ромен и Эмма согласились, не расставшись окончательно со своими сомнениями. Да и я, если честно, сама уже начала подозревать неладное. Если выяснится, что отец вернулся к бутылке, семейному покою придет конец.

21 марта 2004 года

Я складывала папки, когда ты позвонил мне в агентство.

– Сегодня вечером я приглашаю тебя в ресторан!

Ты только что устроился программистом в сеть магазинов «Товары для дома» после нескольких лет работы по договорам. Я бы подумала, что именно это событие ты и собирался отметить, если бы ты не спросил размер моего кольца на безымянном пальце. Уж точно, в языке HTML ты преуспел больше, чем в умении делать сюрпризы.

Весь день я думала только об этом, считая часы, отделявшие нас от момента, которого я так давно ждала. Так ждала, что как бы по неосторожности оставляла в нашей квартире огромное количество «наводок»: рекламу обручальных колец, каталоги свадебных платьев, журналы с провокационными названиями («Давай поженимся», «Сделай мне предложение», «Да, я этого хочу», «Да здравствует свадебная ночь!»).

Я надела самое красивое платье, накрасилась и тщательно почистила зубы: нельзя, чтобы несвежее дыхание вторглось в наши воспоминания об этом великом моменте.

Ты меня ждал в нашей облезлой «Клио» с принужденной улыбкой человека, который собирается прыгнуть в пустоту, но предпочел бы остаться в своей постели. Мы поднялись в успевший стать «нашим» ресторан на вершине дюны Пила. По твоему настоянию мы выбрали столик на террасе, несмотря на холод, в память о нашей первой ночи в машине. Я так была тебе благодарна: это подтверждало мои ожидания и волнения.

После каждой твоей улыбки, после каждого движения в мою сторону мое сердце начинало трепетать: я ждала, что сейчас ты опустишься на колено, достанешь кольцо и сделаешь мне предложение.

Во время закуски я ерзала от нетерпения.

Когда принесли блюдо с морепродуктами, я с трудом удерживалась на месте.

Во время десерта я пребывала в двух шагах от истерики.

А когда принесли счет и ты встал, чтобы направиться к выходу, я была готова к разрыву отношений.

На обратном пути я не сказала ни слова, чтобы не выдать своего разочарования. Зато ты болтал за двоих: «Что за чудный вечер!», «Я очень доволен новой работой!», «Все-таки жизнь прекрасна!», «Какие же вкусные были улитки бюло!». И прочее. Сам ты после этого улитка безмозглая!

Вернувшись домой, я смыла макияж, сняла бюстгальтер пуш-ап, туфли на каблуках, чулки, платье, заколки, а заодно избавилась и от своих пустых мечтаний, поцеловала тебя, не разжимая губ, и залезла в постель. И пока я в сотый раз перечитывала в книге одну и ту же фразу, ты, уже раздетый до трусов, лег со мной рядом.

Ты повернулся на бок, ко мне лицом, и наблюдал за мной, пряча усмешку в уголках губ.

– Что такое? – не выдержала я.

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, но не сегодня.

Послышался смех.

– И твой характер я тоже люблю.

Я что-то проворчала, но ты продолжил:

– Мне так нравятся все наши маленькие привычки! Я всегда до смерти боялся, что меня засосет рутина, но с тобой я полюбил и рутину. Я люблю чистить зубы в то же время, что и ты, мне нравится, что две пары нашей обуви стоят при входе, нравится чувствовать, как твои ледяные ноги прижимаются к моим икрам, нравится, когда ты засыпаешь, не дождавшись конца фильма, нравится, как ты злишься из-за мятых наволочек, как поглаживаешь мне спину, перед тем как заснуть, я теряю голову от всех этих милых мелочей жизни, от этой рутины, потому что рядом – ты. И потому, я думаю, что именно здесь, в нашем доме, когда я лежу в постели в одних трусах…

Ты отвернул край одеяла, чтобы посмотреть, во что я одета, и удивленно приподнял брови, прежде чем закончить фразу:

– …а ты – в натуральном оперении, я и должен был спросить тебя об этом.

Просунув руку под свою подушку, ты вытащил маленькую коробочку и открыл ее прямо перед моими глазами. Я резко выпрямилась, точно откидное сиденье. Кольцо сверкало почти так же, как твои глаза.

– Ты согласна?

Я подождала несколько секунд, а потом поняла, что тебе нипочем не произнести самых главных для меня слов. Я могла сказать «да», я просто обязана была сказать «да», но я так мечтала услышать от тебя эти слова, что не в силах была тебе помочь.

– Согласна на что? – проговорила я на грани истерики.

Твои глаза наполнились слезами, мои тоже, я бросилась в твои объятия, не дожидаясь ответа, громко крича: «Да, да, да!»

Неважно, что ты спрашивал. С тобой я была согласна на все.

– Тебе уже лучше?

Пока я наливала себе чаю, в кухню зашла Нонна, чтобы узнать, как у меня дела.

– Что значит, лучше?

– Знаешь, с тех пор как ты рассталась с Бенжаменом, ты далеко не в отличной форме. И все-таки тебе стало полегче хотя бы немножко?

Если честно, я не задавалась таким вопросом. Вокруг меня столько людей, постоянно требовалось что-то делать, так что у меня попросту оставалось слишком мало времени, чтобы предаваться меланхолии.