За эти полчаса, пока он ждал, в кабинете директора творилось нечто невообразимое: постоянно звонил телефон; громко хлопая дверью, туда-сюда сновали люди, все в один голос что-то обсуждали с директором; забегали дети разных возрастов, кто с плакатом, кто с гармошкой, кто с трубой, вертелись около Галины Владимировны, активно жестикулировали, смеялись, орали, плакали, кивали головой, убегали и прибегали вновь, путаясь в ногах у рабочих в спецовках, которые таскали туда-сюда какие-то ящики, коробки и пакеты…

От шума и суеты у Сергея Петровича остатки волос встали дыбом, разболелась голова, и он с трудом удержался, чтобы не вылететь отсюда вон. Когда же неожиданно кабинет опустел и все стихло, Сергей Петрович испугался, что он внезапно оглох.

Галина Владимировна устало вздохнула, грустно посмотрела на него, жестом попросила пересесть поближе и вполне дружелюбно улыбнулась.

– Простите, что заставила вас ждать, Сергей Петрович. Для беседы у нас есть полчаса. Сейчас все пообедают и опять будут колготиться здесь.

– У вас что, всегда так? – изумился следователь.

– Да нет, только перед праздниками, – рассмеялась Коржикова, – готовимся к Рождеству и приезду важных спонсоров.

– Понятно, – улыбнулся Анин. – Тогда я сразу перейду к делу. Я пришел по поводу Ларисы Головиной, вашей бывшей воспитанницы.

– Та-ак, – постучав пальцами по столу, нахмурилась женщина. – Вот что я вам скажу, Тортила… Ларочка Головина не способна на плохие поступки, поэтому, если у вас на нее…

– Что?! – подпрыгнул на стуле следователь и округлил глаза. – Откуда вы знаете?

– Я знаю все! – безапелляционно ответила Галина Владимировна. – Кому, как не мне, знать? Тортила… Ой, простите, Сергей Петрович, у нас тут ко всем так намертво прозвища прилипают, что поневоле забываешься. Знаете, как меня называют – Леди прыщ на… Продолжать не буду, надеюсь, сами догадались, – кокетливо сказала Галина Владимировна, хихикнула и слегка зарумянилась. – Так о чем это я? Ах, да! Так вот, Тортила…

– Послушайте, Галина Владимировна, – разозлился следователь. – Так меня называют только близкие друзья по институту. Я не знаю, откуда у вас эти сведения, но мне это неприятно, и я попросил бы вас называть меня исключительно по имени-отчеству.

Галина Владимировна вытаращила глаза и долго внимательно разглядывала следователя, затем достала из ящика стола сигареты, закурила, откашлялась и тихо спросила:

– Простите, э… Запамятовала я что-то… Представьтесь, пожалуйста, еще раз.

– Сергей Петрович Анин! – рявкнул следователь и нервно полез за сигаретами.

– У нас не курят, – глубоко затянувшись, сказала Коржикова и опять замолчала, продолжая внимательно разглядывать следователя.

– Я о Ларисе Головиной спрашивал, – вскипая все сильнее, напомнил следователь. – Вы сказали, что Лариса была очень хорошей девочкой.

– Я не говорила, что Лариса была очень хорошей девочкой, – затушив сигарету, сказала Коржикова.

– Нет, вы говорили, – упрямо повторил следователь.

– Нет, не говорила, – в свою очередь, заупрямилась Галина Владимировна. – Я сказала, что она не способна на плохие поступки, а это разные вещи.

– Поясните, – сказал следователь.

– Поясняю. Лариса Головина, как бы вам объяснить… В общем, одним словом, Тортила.

– Вы опять! – вскочив со стула, заорал следователь. – Леди прыщ на… на…

– Что вы себе позволяете?!! – заголосила Коржикова в ответ и тоже вскочила со стула.

– А вы что себе позволяете?!! – завопил следователь. – Если вы будете обзываться, то и я буду тоже!

– Я вас не обзывала!

– Обзывала!

– Нет, не обзывала!

– Да, – злорадно хмыкнул Анин, – а Тортилой кто меня назвал? Между прочим, три раза подряд!

– Вас? – ошарашенно спросила Галина Владимировна и так и осела на стул. – А вы тут при чем? Тортилой у нас Ларису Головину звали – из-за ее лени и нерасторопности. Я и пыталась вам объяснить, что она не способна на плохие поступки из-за того, что безбожно ленива и медлительна, как черепаха. Впрочем, на хорошие она тоже не способна. Она ни на какие поступки не способна в принципе.

Сергей Петрович побледнел и медленно осел на стул.

– Простите, Галина Владимировна, – крякнул он и виновато опустил глаза, – я подумал, что вы меня так называете – меня с института Тортилой зовут.

– Тортилой? – ошеломленно спросила Коржикова, помолчала немного и вдруг истерически захохотала.

– И ничего тут смешного нет, – обиженно засопел Анин, схватился за живот и тоже захохотал.

– Вас-то за что? – продолжая хохотать, сквозь слезы спросила Коржикова.

– Полез спьяну купаться в штанах и ключи от квартиры утопил в пруду! Нырял, нырял… – скрючившись от смеха, объяснил Анин. – С тех пор и пошло.

– А почему… почему не Буратино? – сползая с кресла на пол, спросила Галина Владимировна.

– Носом не вышел, – объяснил Анин и заглянул под стол, пытаясь отыскать там всхлипывающую от смеха Галину Владимировну.

В дверь постучали, и в кабинете появилась одна из воспитательниц с кожаной папкой в руках. Женщина замерла на пороге и во все глаза уставилась на директора и следователя, которые совершали какие-то непонятные и весьма странные действия под столом. Галина Владимировна резко поднялась с пола, громко стукнувшись головой о стол, села на стул, поправила пиджак и откашлялась… Следователь тоже занял сидячую позицию на стуле и замер.

– Ручка укатилась, – пояснила она ошарашенной даме и деловито вытерла выступившие на глазах слезы платочком. – Зайдите, пожалуйста, попозже, Агнесса Михайловна, я сейчас очень занята. – Агнесса Михайловна молча вышла и плотно прикрыла за собой дверь. – Да-а… – протянула Коржикова загадочно, в последний раз хихикнула и спросила: – Так почему вас Лариса интересует? Что все-таки произошло?

– Ее убили, – тихо сказал следователь, и ему стало неловко – неловко за себя, за Галину Владимировну и за их дурацкий истерический хохот.

– Как же так? – растерянно спросила Галина Владимировна и опять полезла за сигаретами. Потом встала, выглянула за дверь, дала какое-то распоряжение своей помощнице и вновь вернулась к своему столу. – Курите, если хотите, – тихо сказала она и прикурила сигарету. – Бедная девочка, кому она могла помешать? Я, конечно, намучилась с ней, но в принципе она была совершенно безобидной. Жила в мире своих фантазий, остальное ей было неинтересно и скучно. За что ее убили?

– Вот и я это очень хотел бы знать. Скажите, Галина Владимировна, как к вам попала Лариса?

– Мать ее на четвертом месяце беременности не поделила что-то с мужем и прирезала его. Пьяная семейная разборка. Родилась Лариса на зоне, до трех лет там вместе с матерью и находилась, в доме ребенка при колонии. Потом девочку перевели в один из московских интернатов, но пробыла она там недолго. Детский дом расформировали, и девочка попала к нам, где и воспитывалась до окончания школы. Потом ей квартиру выделили, и она отправилась в самостоятельную жизнь. К сожалению, такую недолгую.